Писатель Александр Ковалевский Александр Владимирович Кобизский
Пятница, 29.03.2024, 04:10
Главная страница
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Читальный зал » КОГДА ФЕМИДА БЕЗМОЛВСТВУЕТ » Часть первая » Часть 1
Часть 1
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 20:35 | Сообщение # 1
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
Александр Кобизский


Когда Фемида безмолвствует

От автора

Все герои, время и место действия этого романа — художественный вымысел. Любые совпадения с реальными событиями случайны.

Фемида — мифологический персонаж, супруга Зевса. Изображалась с повязкой на глазах (символизирующей беспристрастие) и весами в руках. Так представляли себе древние греки богиню правосудия. Такой Фемида должна оставаться и в наше время: беспристрастной и справедливой, коль мы заявили на весь мир, что строим правовое демократическое государство…

Следует признать, что этот человек прав, но не по тем законам, которым решили повиноваться во всем мире.

Георг Лихтенберг

Часть первая

Обнаружив в своем почтовом ящике голубую брошюрку «Загадка лидера», школьный учитель физкультуры Андрей Замятин прочел ее из чистого любопытства. Автор изданного двухмиллионным тиражом исследования-эссе — убеленный сединами неизвестный ему дотоле писатель, источал такой елей в адрес героя повествования — Премьер-министра страны, что у Андрея скулы сводило от подобного чтива, но тем не менее рассказ о нелегком жизненном пути «загадочного лидера» показался ему поучительным.

«Хватит ныть и жаловаться на судьбу! — сказал себе Андрей. — Премьер вот — выходец из самых что говорится «низов», но ведь смог он «сделать себя сам», а я чем хуже его?» — размышлял он, с горечью отметив, что уже разменян четвертый десяток, а он ничего в этой жизни не достиг. Ну, закончил он с отличием физкультурный институт, а что толку? Ни дачи, ни приличной машины, ни валютного счета в банке у него нет. Убитый от прожитых лет «Москвич» да двухкомнатная квартира, доставшаяся ему в наследство от деда, вот и все его движимое и недвижимое имущество.

Андрей с черной завистью наблюдал, как другие наживают миллионные состояния, в то время как он, серебряный призер страны по дзюдо, перебивается с хлеба на воду. Утешало лишь то, что ни у кого из его близких друзей и знакомых этих миллионов не было. Некоторые вообще влачили столь жалкое существование, что можно было считать, что он еще относительно неплохо устроился в этой жизни. Когда кому-то еще хуже, чем тебе, это немного успокаивает — не чувствуешь себя таким уж обделенным. У Андрея есть хоть какая-то работа, а вот его сосед по лестничной площадке Николай Резак, отбывающий срок за убийство, к примеру, вообще ничего, кроме лагерной телогрейки, не имеет.

На прошлой неделе Андрей получил от него письмо. Резак сообщил, что попал под амнистию, так что скоро будет дома. Эта новость Андрея мало обрадовала. По президентскому указу в первую очередь освобождались зэки с открытой формой туберкулеза, и он, представив себе кашляющего кровью Николая, брезгливо поморщился. Да, они когда-то дружили, но с тех пор много воды утекло. За одиннадцать лет, проведенных в колонии строгого режима, Резак наверняка превратился в зверя, ведь еще в школьные годы он слыл лихим парнем и все знали, что в драке он бешеный.

Замятину, как законопослушному гражданину, вообще непонятно было, что за необходимость такая: досрочно выпускать на вольные хлеба воров, наркоманов, мошенников, убийц и грабителей? В то, что освобождаемые по амнистии преступники все как один перевоспитались и стали на праведный путь, верилось почему-то с трудом. Не убеждал Андрея даже личный пример такого для него авторитета, как Премьер-министр, который был когда-то по молодости да по глупости рецидивистом, а теперь настолько перековался, что стал вторым лицом в государстве и первое лицо, то есть Президент страны, уже называет его своим преемником.

Но одно дело Премьер — неординарная, необычайно одаренная личность, можно сказать — самородок, доктор наук и профессор, как утверждалось в брошюре; и совсем другое — неисправимый хулиган Колька Резак, о котором никто доброго слова не скажет.

Вышла раз и у Андрея с ним размолвка из-за девчонки с загадочным именем Илона. Классический треугольник: Илона любила Андрея, он ее вроде бы тоже, но Николай Илоной буквально бредил и не давал ей прохода. Между соседями назревал серьезный конфликт, но тут подошел осенний призыв и Николая призвали в армию. Попал он, как и хотел, в воздушно-десантные войска и, пройдя ускоренную подготовку, сам напросился в Афганистан.

Как Резак там воевал, история умалчивает. Наверное, достойно, раз получил медаль «За боевые заслуги» и вернулся домой в погонах старшего сержанта ВДВ. Илона же за воином-интернационалистом вовсе не скучала и вскоре выскочила замуж за арабского студента мединститута. Андрей в тот же год поступил в физкультурный институт и об Илоне тут же забыл, а вот Николай никак не мог успокоиться и по возвращении из армии сразу пошел выяснять с ней отношения. Араб на свою беду оказался дома и попытался выставить героя-десантника за дверь. В ответ Николай, будучи в изрядном подпитии, выхватил из кармана нож.

Когда между ними завязалась жестокая драка, Илоне удалось сбежать. До утра она пряталась у подруги, а когда вернулась домой, нашла своего мужа лежащим в луже крови. Соседи, услышав ее дикий визг, сразу же вызвали милицию. Эксперты, осматривая труп зарезанного араба, насчитали на нем двадцать восемь ножевых ранений…

В те годы убийство подданного иностранного государства вызвало большой резонанс. Генерал местного КГБ взял дело под личный контроль, оперативники месяц просидели в засадах, но взять Резака никак не удавалось, и он почти год провел в бегах. Возвращаться домой было рискованно, но к Андрею время от времени он наведывался, доверял… Задержали Николая, как водится, случайно: гулял в кабаке и по пьянке дал кому-то в нос. Охрана вызвала ментов, дальше — камеры ИВС, СИЗО, суд и приговор...
За все это время Резак написал Андрею только два раза. Первый — когда умерла мать, просил помочь с похоронами, и второй раз — сейчас, по амнистии. Об Илоне он больше не вспоминал, во всяком случае в письмах. Первая любовь уходит, как правило, бесследно.

Илона гибель мужа-мусульманина пережила без особых потрясений и через пару месяцев опять вышла замуж, но на этот раз за соотечественника. Ее новый муж держал несколько видеосалонов и был человеком небедным, так что она не прогадала. Родив от него сына, Илона от хорошей жизни как-то незаметно из стройной девушки превратилась в бесформенную корову и укатила со всем семейством в далекую Канаду.

С тех пор Андрей о ней ничего не слышал. В том, что Илона уехала навсегда, он не сомневался. Если бы ему удалось вырваться за границу, на родину он бы уж точно не вернулся! Что он здесь забыл? Сейчас минус двадцать за окном, а батареи еле теплые, не греют ни черта, о горячей воде вообще можно забыть, холодную и ту подают только рано утром или поздно вечером, а последнее время еще и свет повадились отключать, в стране, видите ли, газа не хватает! Ему какое дело, кому там чего не хватает? Он исправно платит за электроэнергию, так почему же вместо того, чтобы отдохнуть после работы перед телевизором, он должен сидеть, как крот, в темноте? А эти переполненные, неделями не вывозимые зловонные мусорные баки во дворе; вечно загаженный лифт, который граждане некогда самого передового в мире государства почему-то регулярно теперь использовали для отправления естественных надобностей? Особенно его раздражали гогочущие обкуренные подростки, которые каждую ночь собирались у него в подъезде и горлопанили чуть ли не до утра, не давая заснуть. Сколько раз соседи звонили в милицию — бесполезно! Менты, конечно, приезжали и пинками выгоняли дебоширов из подъезда, но через час-два гулянки возобновлялись с еще большим размахом! Андрей как-то попытался угомонить распоясавшуюся молодежь, но его откровенно послали и под утро в отместку подожгли дверь. После этого случая он зарекся во что-либо вмешиваться…

«Угораздило же меня родиться в этой стране!» — сокрушался он темными вечерами в холодной квартире. Мысль навсегда покинуть родину все чаще посещала его, но как ее воплотить в жизнь, он пока не знал. Илоне было проще: вышла себе замуж и поминай как звали — ее дети и внуки будут уже гражданами благополучной Канады.

Одно время Андрей пытался учить английский, но, помучившись немного, понял, что все это чепуха: чтобы забыть о загаженном подъезде и соседях-алкоголиках, английский знать необязательно. Нужны деньги, очень много денег, и все проблемы разрешатся, как по мановению волшебной палочки. Хочешь домик в Швейцарских Альпах или «хатынку» на заокеанском побережье, как у Президента, — пожалуйста, только плати — и все у тебя будет! Вопрос лишь в том, где их взять, эти деньги? Ну не грабить же ему прохожих в темных подворотнях, с чего начинал свою трудовую биографию его дважды судимый кумир из брошюрки!

Заняться бизнесом? Купил подешевле, перепродал подороже, но для этого нужен хоть какой-то стартовый капитал, у него же ничего, кроме машины и квартиры, нет. Рисковое это дело — бизнес, когда в кармане ни гроша. Да и не лежала у Андрея душа к бизнесу. Ему хотелось разбогатеть сразу и без лишних хлопот. Ну, например, выиграть в казино или, на худой конец, удачно жениться. Была у него на примете одна знакомая еврейка, расписавшись с которой можно было выехать в солнечный Тель-Авив, но и этот вариант Андрей отверг с ходу. Он не был антисемитом, но и особых симпатий к евреям не испытывал.

Помимо евреев, имелась еще одна категория людей, которых он откровенно недолюбливал, — это гаишники. Его «Москвич» бдительные инспектора останавливали, правда, редко, а в последнее время на его колымагу и вовсе перестали обращать внимание. Он даже немного расстраивался из-за такого пренебрежения к его трудяге автомобилю со стороны блюстителей дорожного порядка. Один раз нахально проехал перед носом подпоясанного белой портупеей инспектора на красный свет светофора, но мордастый сержант в его сторону даже не посмотрел. Андрей сам дисциплинированно остановился и стал ждать справедливого возмездия, но сержанту было явно не до него: он с молодецким задором приветливо махал полосатым жезлом новенькому «Мерседесу», который аккуратно тронулся на «зеленый»…

Владельцы дорогих джипов, «мерсов» и «бумеров» были хозяевами не только на дорогах, но и в жизни. Андрей вглядывался в их самодовольные наглые лица и не мог понять, откуда у людей, не отягощенных интеллектом, вдруг появилось столько денег. Он ведет по шесть-семь уроков в день, таксует по ночам, а в результате еле сводит концы с концами, не имея никаких перспектив на будущее. Просматривая сериалы о красивой жизни современных бандитов, Андрей невольно представлял себя в окружении валютных девочек: его карманы распирают толстые пачки баксов, и он, швыряя деньги направо и налево, ужинает с девками в каком-нибудь шикарном ресторане, после чего ведет их всех в сауну. На этом его фантазии заканчивались. С такими доходами, как у него, можно позволить себе только дешевую проститутку с бесплатным приложением из букета венерических болезней. Андрей на путан не тратился и находил себе подруг из числа разведенок без особых претензий. Клялся в вечной любви, говорил, что ждал всю жизнь, только вот руку и сердце предлагать не торопился, неизменно ссылаясь на временные материальные затруднения. Как правило, у брошенных беспутными мужьями женщин на руках оставались сопливые дети, а какой ему интерес кормить чужого ребенка?..

Больше года никто у него не задерживался, и он, не обращая внимания на традиционные истерики, заламывание рук и вопли, что он кому-то там сломал жизнь, расставался с очередной пассией без сожаления.
Так продолжалось, пока он не познакомился с грациозно стройной платиновой блондинкой, которая оказалась мамой его ученицы Ани Василевской. Помнится, он еще удивился, что раньше не замечал эту красивую женщину с проницательным взглядом искрящихся незаурядным умом зеленых глаз. Обычно сердобольные мамаши осаждали его, особенно в конце четверти. Зоя Юрьевна Василевская за свою дочь никогда не просила, чем сразу вызвала у него невольное уважение. Она пришла на родительское собрание в строгом деловом костюме и ничем вроде бы не выделялась среди остальных женщин, но он сразу почувствовал, что в ней что-то есть…

Собрание закончилось, когда на улице уже было довольно темно. Андрей вызвался подвезти Василевскую домой, и она, не видя причин для отказа, согласилась. Он был рослым, крупным мужчиной с простоватым лицом и телом борца-тяжеловеса. Именно таким высоким, большим и сильным в ее представлении и должен быть мужчина. Рядом с ним Зоя почувствовала себя маленькой и слабой, и просто нуждалась в провожающем.
Он доставил ее на своем «Москвиче» к самому подъезду, но на том их первый день знакомства и закончился. Ничего не добился Замятин и в последующие дни. Уверенный в своей неотразимости, он рассчитывал на легкую победу, но Зоя была совсем непохожа на тех дамочек, с которыми ему приходилось иметь дело. Он вообще не мог застать ее дома. Когда бы ни позвонил, трубку неизменно брала Аня, которая туманно отвечала, что мама на работе и когда вернется — неизвестно. Надоедать звонками было неудобно, и ему оставалось лишь гадать, что это за работа такая: уходит Зоя рано утром, возвращается поздно вечером и даже в выходные где-то пропадает, но расспрашивать Аню не решился. В классном журнале у него был записан адрес, по которому якобы работала Зоя, но указать название организации, рабочий телефон или хотя бы свою должность она почему-то не сочла нужным.

Вконец заинтригованный, он нашел эту загадочную организацию. Серая пятиэтажка со светящейся надписью на входе «МИЛИЦИЯ» произвела на него гнетущее впечатление, но раз уж приехал, отступать поздно. В райотдел его не пропустили, но постовой милиционер позвонил Василевской, и через пять минут она вышла к нему в форме капитана милиции. Андрей был сражен наповал. Вот уж никогда бы не подумал, что такая элегантная женщина может служить в милиции. В идеально подогнанной по фигуре форме Зоя выглядела так, словно только что сошла с обложки рекламного журнала международных авиалиний. Опытный покоритель женских сердец на этот раз сам стал жертвой.

Каждый вечер он теперь подъезжал к райотделу и терпеливо дожидался, когда капитан Василевская освободится. Зое было неловко из-за того, что он тратит на нее столько времени. Она с первых дней их знакомства поняла, что он ни умнее, ни искреннее, ни надежнее, ни красивее других мужчин, которые были в ее жизни, но отвадить его у нее не хватало решительности. Жалея своего назойливого поклонника, она тем самым давала ему повод на что-то надеяться.

Продолжая настойчиво за ней ухаживать, Андрей целый месяц покупал ей цветы, потратив на них почти всю зарплату, и в конце концов Зоя сдалась. Пышущий здоровьем физкультурник оказался неплохим любовником, и она стала встречаться с ним в его холостяцкой квартире, где отдавалась с неподдельной страстью, но после бурного секса становилась подчеркнуто холодна и, уходя, старательно избегала его взгляда. Замятин делал вид, что не замечает ее явного отчуждения, и надеялся, что когда-нибудь она будет полностью принадлежать ему. Он был уверен в том, что самый короткий путь завоевать сердце женщины — это почаще радовать ее дорогими подарками. Андрей же не мог купить своей даме даже скромное колечко. Стоит ли удивляться, что Зоя не испытывала к нему ответного чувства? О какой возвышенной любви можно говорить в его убогой берлоге? На кухне прочно обосновались колонии тараканов, и сколько Андрей ни пытался их вывести, тараканы были неистребимы, а в ванную вообще было стыдно зайти. Клеенка, которой он когда-то оклеил стены, почернела от въевшейся в нее плесени, из душа хлестало во все стороны, саму ванну давно пора было менять, как, впрочем, и остальную сантехнику, включая треснувший унитаз и проржавевшие трубы. Нищета, в которой приходилось жить, настолько угнетала Андрея, что предложи ему кто-нибудь ограбить банк, он, наверное, согласился бы не раздумывая…

* * *

— Василевская, ты почему не сдала на подписку?! — заорал майор Агеев, как только Зоя Василевская, оперуполномоченная ОКМДН (отделения криминальной милиции по делам несовершеннолетних), зашла к нему в кабинет.
— На какую еще подписку, Павел Михайлович? — округлив глаза, удивленно переспросила Зоя.
— Ты это, дурочкой-то не прикидывайся! — Агеев строго посмотрел на подчиненную. — Как будто сама не знаешь, что пришло указание собрать с каждого сотрудника по полтиннику на подписку.
— Что, сразу весь полтинник отдавать, а как-нибудь в рассрочку нельзя? — деловито осведомилась Зоя. Слухи о том, что областное управление в очередной раз собирается содрать деньги с личного состава, ходили давно, но отдавать начальству свои кровные, естественно, никому не хотелось, и Зоя еще вчера решила стоять насмерть. Ладно уж была бы подписка на какой-нибудь журнал мод или хотя бы телепрограмму, пожалуйста, кто б возражал, но на милицейские газетенки — ни за что!

— Чтобы к вечеру деньги были! — отрезал Агеев, невольно задержав взгляд на стройных ножках подчиненной.

«Видела б твоя жена, как ты на меня тут пялишься!» — раздраженно подумала Зоя, одергивая форменную юбку. — Ну, Павел Михайлович, нет у меня денег, зарплаты даже на косметику не хватает, какая еще там к чертям собачьим подписка! — заканючила она, придав своему голосу как можно больше отчаяния.

— Василевская, мне твое нытье до лампочки. Нет денег — хоть на панель иди, а на подписку сдай! Не забывай, ты присягу принимала! — повысил голос Агеев.
— При чем здесь присяга! — изумилась Зоя. — Павел Михайлович, вы уж извините, но идти на панель я никому присягу не давала! — ехидно добавила она.
— Это я к тому сказал, чтоб напомнить тебе, что ты носишь погоны и посему обязана выполнять все распоряжения начальства! — строго заметил он.
— Обязана, — тяжко вздохнув, согласилась Зоя. — Вот получу зарплату и сразу же сдам на эту вашу подписку! — заверила она. — А сейчас, поверьте, денег у меня взаправду нет!
— С зарплаты у тебя и так удержат столько, сколько нужно будет, никто твоего хотения спрашивать не будет! Нам в райотдел телефонограмма срочная пришла — до завтрашнего дня собрать все деньги, так что учти, не сдашь вовремя полтинник, минимум строгий выговор я тебе гарантирую! — предупредил Агеев.
— За что строгий-то? — ахнула Зоя. — Может быть, я сдам червонец, тогда хоть просто выговор, а, Михалыч?
— Ты мне зубы не заговаривай! Сказал начальник управления по полтиннику, значит, по полтиннику и ни копейкой меньше! Все, Василевская, иди от греха подальше, пока я по-настоящему не разозлился. Не забывай, у меня кроме тебя в отделении еще пять человек, и все, сволочи, как сговорились: ни у кого денег нет! Мне самому эта подписка вот где стоит, — Агеев выразительно черкнул себя ребром ладони по горлу. — Думаешь, я совсем тупой и не понимаю, что никто этих дебильных газет никогда не читал и читать не будет?
— На фиг же тогда их выписывать, эти, как вы, товарищ майор, изволили выразиться, дебильные газеты, если их читать, оказывается, вовсе и не нужно? — с невинным видом спросила Зоя. В душе у нее еще теплилась надежда, что все обойдется без выговора. Денег-то нет действительно ни копейки, все ведь знают, что богатенького мужа у нее нет, бедного, впрочем, тоже, зато есть дочь, которой скоро исполнится четырнадцать, почти взрослая, а двум женщинам на одну милицейскую зарплату не протянуть.
— Так, капитан Василевская, кругом марш, а то смотри, договоришься у меня до неполного служебного! — Агеев, вспомнив, куда он сам использовал газету, издаваемую родным УМВД, невольно усмехнулся: дома у него жила морская свинка по кличке Зина, и, чтобы не тратиться ей на опилки, майор приспособил газету под интригующим названием «Преступление и наказание» милейшему животному на подстилку. В пользу газеты нужно отметить, что Зина какала на заметки милицейских корреспондентов с превеликим удовольствием…

— Есть кругом марш! — с напускной бодростью отрапортовала Зоя и, лихо развернувшись на высоких каблучках, вышла из кабинета. На сегодня гроза, похоже, миновала. Деньги на подписку начальник за нее найдет сам, никуда не денется: если отделение не выполнит царское указание, замполит порвет Агеева как бобик тряпку. Нет, лично Агеев, конечно, платить не будет, а найдет каких-нибудь спонсоров. В прошлом году была та же история: сверху спустили такую сумму, что мамы малолетних правонарушителей рыдали, принудительно-добровольно оплачивая многотиражные ментовские издания. А что делать, если газеты и журналы, выпускаемые в системе МВД, на свободном рынке никто не купит даже по цене макулатуры. Кто-то же должен их содержать, иначе милицейские издательства неминуемо ждет полное банкротство. Казалось бы, ну и черт с ними, невелика потеря, ан нет, никто никогда их не закроет! Кто же откажется от такой золотой кормушки? Только их райотдел должен сейчас отдать наличными приличную сумму, а таких райотделов по городу еще восемь. При этом никаких ведомостей о сборе денег не ведется, квитанций тоже не дождешься; придет на весь райотдел две-три газетки, и ладно. Все понимали, у кого оседают собранные с личного состава деньги, но открыто возражать не смели. Не далее как сегодня утром начальник райотдела так орал на Агеева за срыв плана по сбору денег на подписные издания МВД, что поговаривали, даже на улице было слышно. Это только на первый взгляд кажется, что все по своим кабинетам сидят и ничего друг про дружку не знают. Как бы не так: райотдел — это один дружный улей, и все новости здесь разлетаются мгновенно.

Не успел Агеев освоиться в должности начальника ОКМДН, как уже все знали, что он положил глаз на свою подчиненную и, получив от нее от ворот поворот, придирается теперь к ней по любому поводу.

Упрямство Василевской действительно задевало его мужское самолюбие. Была б она посговорчивей, разве ж он стал бы требовать с нее деньги? Да он сам бы за нее с радостью заплатил! Но Зоя стать сговорчивой, а проще говоря, доступной, никак не желала и на все его знаки внимания реагировала с неизменным презрением.
Начальником отделения Агеева назначили недавно, до этого сорокалетний майор работал старшим участковым.

Участок у него был не самый худший в районе, и Агеев собирался трудиться на нем до пенсии, но тут в его милицейской жизни нежданно-негаданно произошел нелепый случай. Дело в том, что на территории, обслуживаемой майором, находился один очень беспокойный объект под названием «Зоопарк». С этим зоопарком неприятности случались и раньше, но Агееву все как-то сходило с рук. Не считать же серьезным преступлением пропажу попугая, пусть даже и говорящего? Обиднее всего то, что прокололся Павел Михайлович на каком-то дурацком муфлоне. Он и знать-то не знал, что это за живность такая, муфлон, подумал, что очередная птица заморская (орел, скорее всего), кто ж знал, что этот орел, зараза, окажется впоследствии вонючим бараном. Увели муфлона сами же сторожа зоопарка: были майские праздники, зарплату, как водится, вовремя не дали, вот и порадовали они себя шашлычками. Какая сволочь брякнула, что, мол, улетел этот муфлон, Агеев, как ни напрягался, вспомнить не смог, может, спьяну и сам придумал, но в отказном материале он уверенно напечатал: «В возбуждении уголовного дела по факту пропажи муфлона отказать из-за отсутствия состава и события преступления. Проведенным расследованием установлено, что зоотехник зоопарка Рябоконь В. С. вовремя не подрезал муфлону крылья, вследствие чего тот улетел вместе со стаей пролетающих в это время над зоопарком диких гусей (показания свидетелей прилагаются)». Все эти объяснения Агеев состряпал у себя в кабинете левой рукой и, довольный проведенным в кратчайшие сроки расследованием, подсунул материал на подпись начальнику райотдела. Тот подписал не читая, есть дела и поважнее, чем розыск какого-то муфлона, и все прошло бы нормально (и не такие отказные материалы липовали), но в конце месяца прокурора района угораздило затеять проверку и дело о муфлоне ему попалось первым.

Скандал разразился грандиозный. Прокурору прям вожжа под хвост попала: он рвал и метал, топал ногами, а самого майора обзывал муфлоном, вменяя ему служебный подлог и соучастие в хищении баранины. Все обошлось, конечно, но Агееву пришлось срочно перевестись в другой райотдел, благо там подвернулась вакансия начальника отделения криминальной милиции по делам несовершеннолетних. Новая должность пришлась ему по душе, досадно было лишь то, что ему никак не удавалось поставить на место строптивую Василевскую…

Зайдя к себе в кабинет, Зоя сразу же позвонила подруге из следственного отдела. Оказалось, в следствии те же проблемы и даже хуже: со следователей содрали на десятку больше, чем с них, «детских полицейских». Получилось, что Зоя эту десятку как бы сэкономила. Мелочь, а приятно… Чувствуя, что настроение улучшается, она позвонила еще одной подруге, на этот раз из паспортного стола, затем минут десять проболтала по телефону со знакомой парикмахершей, заказав ей стрижку на ближайшие выходные, после чего набрала номер старшего оперуполномоченного уголовного розыска Сергея Сокольского, с которым у нее, судя по всему, намечался захватывающий роман, но его телефон не отвечал.

Сергей перевелся к ним в райотдел недели три назад. Зоя познакомилась с ним в первый же день, но, помнится, он не произвел на нее тогда особого впечатления. Стройный, подтянутый, немного выше среднего роста, он выглядел значительно моложе своих сорока трех лет и был, в общем-то, интересным мужчиной, но совсем не в ее вкусе. Поначалу в райотделе его приняли в штыки. Сам факт, что Сокольский ушел с должности начальника городского розыска на понижение, настораживал. Болтали разное. В основном все слухи шли от Юли Козловой из дежурной части, соседки Сокольского по лестничной площадке. Юля утверждала, что у Сергея несносный характер, что он хам и матерщинник, высокомерен, соседей чурается и, что само по себе уж очень подозрительно (тем более для майора милиции), не пьет, но Зоя не очень-то верила в эти сплетни.

Сокольский работал в отделении по раскрытию тяжких преступлений против личности, и по службе Василевская с ним почти не пересекалась, но то, что должно было между ними произойти, все равно произошло. В один прекрасный день Зоя, встретив его в коридоре, вдруг почувствовала легкое беспокойство. Сергей как бы невзначай коснулся ее руки, и от этого невинного на первый взгляд прикосновения у нее на секунду замерло сердце. Казалось бы, ничего особенного не случилось, но между ними уже проскочила та искра, которую многие принимают за любовь с первого взгляда.

Райотдел — не лучшее место для служебных романов, и они, стараясь избежать ненужных разговоров, встречались лишь украдкой, но даже эти мимолетные встречи оставляли в ее душе такой след, что она, закрывшись у себя в кабинете, еще долго не могла успокоиться. Она чувствовала, что не на шутку влюбилась, но пока их связывали только дружеские, ни к чему не обязывающие отношения, и бросать ради них Андрея, который готов жениться на ней в любую минуту, было бы с ее стороны глупо…

Женская красота, к сожалению, не вечна. Зое уже тридцать три, а она до сих пор не прибилась к своему берегу. Никакие подруги не заменят ей сильное мужское плечо. Плечо, на которое можно опереться, а при случае и поплакаться в жилетку. Первый ее брак был неудачным. Зоя Корж сдуру выскочила за курсанта летного училища Ивана Василевского, едва ей исполнилось восемнадцать. По окончании училища Иван получил назначение на Крайний Север, отчего Зоя пришла в крайнее уныние. Она только поступила в педагогический институт и бросать учебу не собиралась. После долгих споров и выяснения отношений она заявила новоиспеченному летчику, что следовать за ним в ссылку не намерена. Расстались легко и без взаимных упреков. Лейтенант Василевский убыл в заполярный гарнизон и больше о себе никогда не напоминал. Зое от этого непродолжительного брака досталась фамилия мужа, и очень скоро выяснилось, что она беременна. Эта новость ее доконала. Остаться одной с ребенком на руках? Господи, ну какая же она дура! Зоя в порыве отчаяния записалась на аборт, но в последний момент испугалась: а вдруг она больше никогда не сможет иметь детей?

…В положенный природой срок у нее родилась девочка, которую назвали Анной. Шли годы, росла дочь, Зоя меняла поклонников как перчатки, но второй раз замуж так и не вышла. Она делала карьеру, получила два диплома о высшем образовании — педагогическом и юридическом, заочно окончив юридическую академию уже во время службы в милиции, а вот заняться личной жизнью ей все было как-то недосуг. Да и не так-то просто оказалось найти того единственного, с которым она решилась бы навеки связать свою жизнь. С Андреем она спала, получая от этого известное удовольствие, но не любила его. В своих чувствах к Сергею Сокольскому она до конца еще не разобралась. Других же достойных кандидатов в мужья на сегодняшний день у нее не было.
Сделав еще пару звонков, на этот раз по работе, Зоя стала разбирать накопившиеся за неделю материалы. Ничего серьезного не было, но сроки неумолимо подходят к концу, и в отведенные законом десять дней ей необходимо принять решение: передавать материал в следствие или отказать. Проще, конечно, отказать — волокиты меньше.

Бегло просмотрев заявление потерпевшего, что такого-то числа, возвращаясь после школы домой, он «обнаружил пропажу принадлежащего ему мобильного телефона», Зоя решила, что материал уже достаточно отлежался и пора печатать постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Тем более родители пострадавшего, как она узнала, уже купили ему новый телефон и особых претензий к ней никто предъявлять не будет. Да, был чистый грабеж: под угрозой расправы двое неизвестных отобрали телефон у несовершеннолетнего оболтуса, но если грамотно принять заявление с формулировкой «обнаружил пропажу», то получается, что никакого грабежа как бы и не было. Удастся задержать грабителей — происшествие пойдет в сводку как раскрытый грабеж, а нет так нет, ведь в заявлении о грабеже ни слова, и можно с чистой совестью печатать отказной. На том наша милицейская статистика и держится: что не смогли укрыть — отказали, по-другому удержать заданный процент раскрываемости пока не получается…

Зоя вставила в машинку чистые листы бумаги и с пулеметной скоростью начала печатать постановление, но тут по громкой связи объявили, что весь личный состав райотдела должен прибыть в класс службы на занятия. «Черт подери, дадут мне сегодня поработать или нет!» — чертыхнулась она и попыталась сосредоточиться, но металлический голос прогрохотал объявление еще раз.

— Василевская, бросай свои бумажки — пошли учиться! — заглянул к ней Агеев, державший под мышкой пачку служебных тетрадей.
— А что, обязательно нужно идти на эти занятия? У меня, например, люди по материалу на полдвенадцатого вызваны! — попыталась отвертеться Зоя, но Агеев был непреклонен.
— Обязательно, сегодня про пистолет будут рассказывать, тебе это непременно нужно послушать, ведь скоро инспекторская проверка намечается!
— Мы же на прошлой неделе этот дурацкий пистолет проходили! — справедливо возмутилась Зоя.
— Тогда, если ты такая грамотная, ответь, сколько пружин в пистолете Макарова? — язвительно спросил Агеев.
— Пять! — наугад выпалила Зоя.
— Два балла тебе, Василевская! — строго констатировал Агеев. — Не пять, а восемь… или девять. Ну, во всяком случае, не пять так точно! — компетентно заявил он.
— Да хоть двадцать пять, зачем мне эти пружины, я что — оружейный мастер? — пробурчала она, запирая кабинет.
— Идем-идем, опаздываем уже! — Агеев беспокойно посмотрел на часы и бодро зашагал по коридору.
Зоя, стуча каблучками, еле поспевала за ним. Зайдя в класс службы, она с трудом отыскала свободное место. Зал был забит до отказа: начальство постаралось на славу и согнало на занятия практически весь личный состав райотдела. Поискав глазами Сергея и не найдя его, она вспомнила, что он сегодня выходной после суточного дежурства, и заметно расстроилась.

— Пистолет Макарова состоит из семи основных частей… — нудно начал инспектор боевой подготовки. Все сделали вид, что записывают. Зоя же была очень далека от этих, несомненно важных частей. Она думала о Сергее…

 
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 20:46 | Сообщение # 2
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
* * *



На Восточный вокзал поезд прибыл без опоздания, но цветов и оваций в честь прибытия Резака из мест заключения не было. Отцу-алкоголику он не нужен, школьные друзья давно от него отвернулись, а Андрей, сосед по площадке (единственный, кому он сообщил о своем освобождении), и не друг, и не враг, а так… Да и не нужны Резаку все эти помпезные встречи. Он по жизни волк-одиночка, и чтобы насладиться воздухом свободы, свидетели ему не нужны.

Родной Слобожанск встретил промозглым ветром и снегом с дождем. Николай зябко поежился, воровато, по лагерной привычке, оглянулся, поплотнее натянул кепку, поднял куцый воротник потертой куртки из кожзаменителя и засеменил на ближайшую стоянку такси. Из всего багажа на его плече болталась старая спортивная сумка, в которой легко разместился весь нехитрый скарб бывшего зэка. Накопленного заработка за несколько лет работы в лагерной столярке хватит разве что пару раз прокатиться на такси да приодеться немного, но Резак был уверен, что его золотые вершины еще впереди. Будет у него и «шестисотый мерс», и личный бассейн, а пока он только получил необходимую для этого подготовку: родина научила его искусству убивать, а зона — выживать в любых условиях…

Таксист, презрительно глянув на подозрительного пассажира, согласился везти только после того, как часть суммы тот заплатил вперед. Затрапезный вид клиента не внушал ему никакого доверия. Николай не брился уже двое суток и в своей задрипанной куртке, потертых джинсах и стоптанных ботинках менее всего походил на человека, привыкшего разъезжать на такси.

Ехать было далеко, почти через весь город, и всю дорогу Николай, не обронив ни звука, изумленно рассматривал запрудившие улицы шикарные автомобили явно не отечественного производства. В его время иномарки были еще в диковинку. Жадно вглядываясь в огромные рекламные щиты, в сверкающие витрины супермаркетов, бутиков, ресторанов, баров и казино, он чувствовал себя «совком», впервые побывавшим за границей. «Да, многое в жизни изменилось, пока я хлебал лагерную баланду», — отметил он, надеясь, что судьба еще даст ему шанс наверстать упущенное.

Годы, проведенные за колючей проволокой, конечно, уже не вернешь, но Резак с оптимизмом смотрел в завтрашний день. Одиннадцать лет он провел в глухом отчуждении, подвергая свое тело и дух ежедневным изнурительным тренировкам, за что получил кличку Монах, и теперь был намерен жить в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая.

Многим в зоне не нравился замкнутый характер Монаха, но связываться со своенравным «афганцем» было себе дороже. Бывший старший сержант разведроты ВДВ умел постоять за себя, да и его статья за убийство вызывала невольное уважение. Убийц в зоне было не так уж и много. Сам же Резак был убежден, что мотает срок незаслуженно. «В Афганистане я тоже убивал и получал за это медали, а здесь судья даже слушать не стала о моих боевых заслугах, разве это справедливо? — возмущался он. — Ведь предлагал адвокат сделать мне, как воину-интернационалисту, снисхождение, вполне можно было бы обойтись превышением необходимой обороны, типа защищался, никто ведь драку не видел, так нет же, влепила, сука, за какого-то араба на всю катушку! Ее бы на недельку к душманам, чтоб своими глазами увидела, что творили арабские наемники с нашими пленными, сразу бы поняла, что я невиновен. Ну, погорячился немного, так пьяный же был, не ведал, что творил. В состоянии аффекта, значит…»

Несколько раз Николай подавал на апелляцию — бесполезно. Перегрыз себе вены в знак протеста — тюремный врач не дал ему издохнуть. Пробовал вешаться — вынули из петли, когда он уже начал общаться с Всевышним. Увидев свет в конце черного, как бездна, тоннеля, Резак смирился с судьбой и стал терпеливо ждать окончания срока.

С годами кличка приросла, словно вторая кожа. Он действительно жил в лагере как монах: истязал себя физическими упражнениями (тысяча отжиманий в день была для него легкой разминкой), в любой мороз обливался ледяной водой и ни разу не заболел, «петухами» брезговал, не чифирил, а все свободное время совершенствовал свое боевое искусство. При росте метр семьдесят шесть он весил всего шестьдесят килограммов. Со стороны поглядеть: скелет, обтянутый кожей, и все, мышц почти нет, сплошные жилы, но каждый лагерный зэк знал, чего стоит Монах в рукопашной схватке.

В прошлом году паханом в зону пришел Игнат Слонченко — вор в законе по кличке Слон. Еще в СИЗО он был наслышан о необычном зэке, с которым якобы никто не мог совладать. Проведший за решеткой половину из своих пятидесяти лет, Слон уважал достойных противников, но только тех, кто был равным ему по масти. Монах же для него был никто и звать его — никак, поэтому ему положено пастись в общем стаде мужиков, а не бродить самому по себе. Непорядок, подумал Слон, решив с первых же дней своего пребывания в колонии разобраться с этим Монахом. Он даже мысли не допускал, что кто-то посмеет пойти против его воровского авторитета, и пообещал блатным, что лично сделает из Монаха «монашку», если тот вдруг вздумает качать свои права. Все знали, что свято чтивший воровские законы Слон обладает чрезвычайно упрямым нравом и крайне жесток на расправу, поэтому позорная участь Монаха пополнить ряды «опущенных» ни у кого не вызывала сомнения.

Слон, сидевший в окружении свиты возле окна, встретил вошедшего в барак Резака тяжелым, парализующим волю взглядом. В ста случаях из ста испытуемый терялся, что и решало его дальнейшую судьбу, но сейчас, похоже, наступил сто первый случай: Монах взгляд выдержал, и Слону даже показалось, что тот чуть ухмыльнулся. Нутром ощутив, что вошедший читает его мысли, вор в законе почувствовал необъяснимый страх перед ним и отчетливо осознал, что щуплый зэк убьет, не раздумывая, любого, кто посмеет учинить над ним насилие.
Но авторитет потому и становится авторитетом, что умеет вывернуться, не роняя достоинства, из самых щекотливых ситуаций. Растерянности в глазах Слона никто, кроме Монаха, не заметил. Замешательство длилось не более секунды, и Слон интуитивно принял единственно верное для себя решение: он приказал челяди выйти вон и остался с Монахом один на один. О чем у них шел разговор, продолжавшийся целый час, неизвестно, расспрашивать же их никто не посмел.

А через полгода объявили о предстоящей амнистии. Начальник исправительно-трудовой колонии строгого режима подполковник внутренней службы Замуддинов очень удивился, когда за осужденного по статье за умышленное убийство Николая Резака вдруг пришел просить сам пахан зоны. Просьбу Слона пришлось уважить, тем более что она была подкреплена конкретной суммой «зеленых». Если у зэка есть деньги, да к тому же в твердой валюте, отчего бы не пойти ему навстречу?

Когда зоны давали план, получала свои премиальные и администрация лагеря. Теперь же производство было в полном упадке, столярный цех больше простаивал, чем работал, прибыли, соответственно, никакой, и только как-то еще выручало подсобное хозяйство: свиньи там, куры, кролики всякие. Ясное дело, крольчатинкой лакомилось только ближайшее окружение Замуддинова. Заключенным же позволялось лишь ухаживать за свиньями, чистить клетки кроликов и убирать во дворе куриный помет. Наряд в свинарню считался позорным, и зэки, в отместку администрации, присвоили каждой свинье кличку в честь вертухаев и с наслаждением пинали ни в чем не повинных хрюшек. Самую жирную свинью назвали Диной, и пинков на ее горемычную задницу доставалось больше всех. Когда Замуддинову доложили, что кто-то в зоне дерзко распространяет слухи, мол, Дина схожа на него как две капли воды, он поначалу изволил сильно гневаться и приказал даже провести расследование, чтобы строго наказать шутников, но, увидев хорошо упитанную Дину своими глазами, поостыл. Свинья, что и говорить, была первой красавицей свинарника. Перепуганные зэки перед визитом начальника вымыли ее до блеска, и на фоне своих замызганных подруг Дина выглядела звездой Голливуда. Замуддинову хрюшка настолько понравилась, что он дал личное указание пустить ее под нож последней. В свинарнике, валяясь в грязи, ждали своей печальной участи почти два десятка особей различного пола, да на деньги, вырученные за досрочное освобождение Резака, начальник ИТК прикупил еще восемь свиноматок и двух кабанчиков, так что Дине, судя по всему, было суждено дожить до глубокой старости…

Провожая Резака за ворота колонии, Замуддинов сказал ему много напутственных слов и на прощание крепко пожал руку. Настроение у подполковника внутренней службы было превосходным: утром ему доложили, что поросята, не привередничая, кушают запарку и на удивление быстро набирают в весе. К следующей амнистии Замуддинов рассчитывал приобрести пару буренок…

Так, благодаря ходатайству Слона и личному участию начальника колонии, Резак получил свободу, но досрочное освобождение еще не означало, что он окончательно избавился от надзора со стороны правоохранительных органов. Замуддинов предупредил Резака, что по возвращении домой он обязан сразу стать на учет в местный райотдел милиции, и посоветовал не нарушать установленные ограничения для админнадзорных, иначе на воле ему долго гулять не придется.

Сам Замуддинов был уверен в том, что Слон решил использовать бывшего десантника для своих воровских целей, а раз так, то новый срок для Резака не за горами. Внимательно изучив его личное дело, подполковник очень заинтересовался боевым прошлым воина-интернационалиста.

Бдительные оперативники ИТК тоже не дремали. За месяц до освобождения Резака им удалось перехватить переданную Слоном на волю «маляву». Воровское послание было адресовано некоему Батону — криминальному авторитету Слобожанска, к которому вор в законе Слон имел какие-то серьезные претензии. К Резаку эта «малява» вроде бы никакого отношения не имела, но именно она дала основание Замуддинову подозревать, что миссия отсидевшего за умышленное убийство «афганца» заключается в силовом разрешении возникших между Слоном и Батоном разногласий.

Оперчасть его выводы полностью разделяла и направила по секретной почте в райотдел по месту жительства Резака соответствующую бумагу.

Николай, строя радужные планы на будущее, не подозревал, что попал под пристальное внимание уголовного розыска еще до своего выхода на свободу…

— У райотдела тормозни! — попросил он неразговорчивого таксиста. По пути домой Резак вспомнил советы начальника колонии и решил не откладывать свой визит в милицию.
— Давно откинулся, братан? — поинтересовался таксист. Он уже догадался, что его мрачный пассажир — бывший зэк.
— Два дня как от хозяина! — буркнул Резак. — Сколько я тебе еще должен? — спросил он, достав из кармана мятые купюры.
— Пятерки хватит, — не стал жадничать таксист.
— На червонец, выпьешь за мое здоровье! — бросил Резак, вылезая из машины.
— Обязательно выпью, братан! — пообещал таксист. — Может, тебя подождать?
— Не надо! — отрезал Резак и с силой захлопнул дверцу.

В райотделе к нему отнеслись вполне доброжелательно. Участковый капитан предупредил об условиях соблюдения админнадзора и тут же прозрачно намекнул, что в принципе можно его и не соблюдать, если он подойдет «как положено». Резак, узнав, что один прогул (если попадешься) стоил около десяти долларов, с легким сердцем покинул серое здание милиции. Сидеть каждый день с десяти вечера до шести утра взаперти по месту жительства он не собирался. Если все пройдет как надо, вскоре он без проблем сможет купить себе «освобождение» на весь поднадзорный срок и еще останется на виллу на Канарах.
От райотдела до дома было рукой подать, и Николай с удовольствием прошелся пешком. Насиделся за одиннадцать лет он предостаточно…

Дома его встретили не очень-то радушно. Отец, оскорбившись, что сын, вернувшись из мест заключения, наотрез отказался устраивать по этому поводу попойку, ушел искать собутыльников. Не пропадать же закупленному по дешевке самогону. Сомнительного происхождения жидкость требовала немедленного уничтожения, чем он и занялся в компании местных алкашей. Андрея Замятина Николай встретил на лестничной площадке. Тот куда-то очень торопился и, сославшись на неотложные дела, поспешно ретировался. Николаю его общество сегодня и не нужно.

В этот вечер ему хотелось побыть одному, а «за жизнь» он наговорился и в зоне. Перед тем как взяться за поручение Слона, нужно было все тщательно обдумать. Почему именно его вор в законе выбрал курьером, Николай не знал и лишних вопросов не задавал. Опасно это. Он никто в воровском мире. По понятиям Слон даже разговаривать с ним не должен, и вдруг на тебе, такая честь! Десять тысяч долларов, которые Слон обещал заплатить после выполнения задания, были для Резака огромной суммой, но, вернувшись домой, он понял, что на сегодняшний день это сущие копейки, даже на приличные колеса не хватит. Если за его услуги воры платят такие бабки, то нетрудно догадаться, какую сумму он должен забрать у Батона и передать в «общак». Сообразив, что речь идет не об одной сотне тысяч долларов, Николай решил сыграть с жизнью ва-банк. Он понимал, что, присвоив воровские деньги, подпишет себе смертный приговор, но готов был рискнуть. Такой шанс выпадает раз в жизни, подумал он. Украсть воровской «общак» будет нелегко. Наверняка с момента получения денег люди Слона будут его постоянно вести и пристрелят при первой же попытке к бегству. Стало быть — нужно быть готовым стрелять первым. Как раздобыть оружие, чтобы Слон ничего не заподозрил, Резак еще не надумал…

* * *

Для тех, кто носит милицейские погоны, утро добрым не бывает, потому что утро приходит на смену ночи, а за ночь наши сограждане могут натворить все что угодно. Если в сводках за сутки нет убийств и разбоев, считается, что дежурство прошло нормально, ну а на такие мелочи, как кто-то там чего кому разбил или сломал, не стоит обращать внимание, поскольку пострадавшие сами во всем виноваты — ночью нужно было спать, а не искать на свою голову приключений.

Но горожанам почему-то не спится. Обкуренная марихуаной «золотая» молодежь до утра шляется по дискотекам, кто постарше — проводят время в саунах, казино и ресторанах, те, кто на казино и рестораны не заработал (не украл, не ограбил), гуляют, так сказать, по месту жительства. Не спит город, не спит и милиция. Избитые, ограбленные, пьяные граждане непрерывно атакуют службу «02» своими звонками, и только часов в пять утра жизнь в городе немного затихает: пришла пора подводить итог веселья и зализывать раны. Для кого гулянки закончились не в реанимации, отсыпаются потом весь день, чтобы к вечеру начать все сначала, ну а милиция пусть разбирается со всеми происшествиями за минувшие сутки.

Это утро для Зои Василевской началось прескверно. Она опоздала на работу, и все было бы ничего (минут на десять — пятнадцать Зоя опаздывала всегда, Агеев смотрел на эту вольность сквозь пальцы), но сегодня замполит вдруг вздумал устроить для сотрудников райотдела «день дисциплины». Кляня на чем свет стоит толстуху кадровичку — помощницу замполита, включившую ее в «черный» список опоздавших, Зоя написала пространное объяснение, в котором как можно убедительнее рассказала о трамвае, который сломался по дороге на работу.

Вышло вполне правдоподобно, если бы кадровичка не настучала замполиту, что Василевская сроду никогда трамваями не ездила, поскольку в микрорайон, где та, согласно схеме оповещения, проживала, рельсы еще не проложили и в ближайшее время прокладывать туда трамвайную линию никто не собирается.

Из-за козней зловредной кадровички Зое объявили выговор с занесением в личное дело. Полученное ни за что ни про что взыскание возмутило ее до глубины души. Обидно было сознавать, что наказали ее (и еще несколько офицеров, опоздавших в «день дисциплины» на службу) просто так, для галочки, чтобы доложить генералу о проведенной воспитательной работе с личным составом. Что с того, что она опоздала на каких-то там десять минут? Ведь рабочий день у офицеров милиции ненормированный и вчера, например, она ушла из райотдела в одиннадцать вечера, еле добралась на последней маршрутке домой и сегодня, не выспавшись, полетела на работу, чтобы опять провести в райотделе часов двенадцать это как минимум. За переработку или там за ночные мероприятия, которые случаются чуть ли не каждый день, сверхурочные бухгалтерия не начисляет, отгулов в милиции тоже нет. За что выговор-то, если она и так проводит на службе в два раза больше времени, чем ей за это платят?

Уставала же она настолько, что порой ей хотелось уволиться к чертовой матери: получать в зарплату копейки, дни и ночи проводить на работе, и еще замполиты разные нервы треплют! Но как бы она ни возмущалась про себя, приказ не оспоришь, каким бы несправедливым он ни был…

«День дисциплины» для личного состава обычно затягивался до обеда. В этот четверг все было как обычно: целый час во дворе райотдела проводили строевой смотр, затем два часа отогревались в классе службы и, борясь со сном, слушали различные приказы, которые заунывным голосом читала помощница замполита.

Потеряв таким образом полдня, Зоя с вконец испорченным настроением зашла в дежурную часть. На ее вопрос: «Что у нас плохого?» — дежурный по райотделу майор Доценко вручил ей зарегистрированный рапорт милиционера вневедомственной охраны о ночной драке в кафе «Родео». Зоя бегло просмотрела рапорт. Ничего особенного, отметила она про себя, обычное хулиганство: в кафе «Родео» за нанесение телесных повреждений гражданке Коноваловой Вере Александровне был задержан и доставлен в райотдел несовершеннолетний Батонов Дмитрий Петрович. Ерунда — это ей на пару дней работы: опросить потерпевшую и хулигана, получить от Коноваловой справку о степени тяжести телесных повреждений, и можно передавать материалы в следствие. Ну а если потерпевшая вдруг заявит, что не имеет к Батонову никаких претензий, Зоя напечатает постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и его спишут в архив. На все про все ей законом отведено десять дней, так что никаких проблем на первый взгляд вроде бы не предвидится.

— Где бандит? — расписавшись в книге учета происшествий и преступлений, спросила она у дежурного.
— Отпустили с полчаса назад. Точнее, передали недоросля отцу под расписку, — ответил тот.
— Как отпустили? Я же его еще не опросила!
— Зоя, твой хулиган, между прочим, у нас почти девять часов просидел. Кто ж виноват, что ты только сейчас в дежурку зашла?
— Так я же на занятиях была!
— Ко мне какие вопросы?
— Да нет, никаких, — пожала плечами Зоя, понимая, что дежурный формально прав и то, что материалы вовремя не получены, — это, конечно, только ее проблемы…

Зайдя к себе в кабинет, она первым делом решила побаловать себя кофе, а уж потом приступать к работе. Вскипятив в чашке воду, Зоя размешала в ней ароматно пахнущий растворимый порошок и, после некоторых сомнений, добавила две чайные ложки сахару. О стройности фигуры ей можно было пока не беспокоиться, но все равно она старалась придерживаться принципа: хочешь быть изящной как тростинка — не злоупотребляй сладким.
Оставив большой спорт, кандидат в мастера спорта по плаванию Василевская бассейн все же иногда посещала. Свободного времени, к сожалению, катастрофически не хватало, и вволю поплавать у нее никогда не получалось. Для поддержания формы одного часа в неделю ей было вполне достаточно, но об осиной талии уже мечтать не приходилось: кабинетная работа отметилась предательским жирком там, где еще лет пять назад был упругий плоский живот. Чтобы победить прилипшие килограммы, одного плавания мало. Нужно бегать по утрам, а еще лучше регулярно наведываться в тренажерный зал, что при ее загруженности по работе было нереально. Служба отбирала у нее все силы и без физупражнений…

Подождав, пока кофе немного остынет, она поудобнее устроилась в кресле, но не успела сделать пару глотков, как ожил телефон. Отставив чашку, Зоя неохотно сняла трубку.

— Слушаю вас! — буркнула она.
— Зоя, — раздался в ответ встревоженный голос дежурного, — только что из «неотложки» позвонили, та девчонка… ну, что из кафе, десять минут назад скончалась.
— Как скончалась?! — опешила она.
— Ну, врачи говорят, что у нее было какое-то внутреннее кровотечение, поэтому сразу распознать не смогли… — оправдываясь, будто это его личная вина, пояснил дежурный. — Как сводку-то теперь давать будем?
— Да подожди ты со своей сводкой, я материал еще толком не смотрела! — растерянно произнесла Зоя. Схватив со стола бумаги, она еще раз перечитала рапорт милиционеров охраны: «…потерпевшая прямо указала на задержанного гр. Батонова Дмитрия Петровича, 17.02.84 года рождения, что он нанес ей несколько ударов кулаком в голову и ногами в живот…»

Так, понятно… Зоя отложила рапорт и принялась изучать показания свидетелей. Здесь ее ждало полное разочарование: милиционеры охраны опросили бармена и кассиршу, которые заявили, что ничего не видели и не слышали. Рапорт, два коротких объяснения ни о чем и расписка Диминого папаши о том, что претензий к работникам милиции он не имеет, — вот и весь материал. Сам Дима не опрошен, как же можно было его отпускать? Впрочем, дежурный-то тут при чем, принять объяснение у несовершеннолетнего Батонова должна была она сама, оперуполномоченная ОКМДН, но вместо этого капитан милиции Василевская слушала умного замполита.

«Подонка, пока он еще не знает, что час назад он из обычных хулиганов перешел в другую весовую категорию, нужно срочно задержать!» — спохватилась она.

Ее непосредственного начальника Агеева на месте не оказалось, и когда он появится — было неизвестно, поэтому Зоя решила обратиться за помощью к Сокольскому. Розыск убийц — это как раз по его части, подумала она, набирая номер его служебного телефона.

— Сергей, привет, ты не очень занят? — дозвонившись Сокольскому с первого раза, спросила она.
— Для тебя я всегда свободен! — бодро отозвался он.
— Сереж, зайди ко мне, есть дело по твоей линии! — попросила она.
— Понял, бегу, — не вдаваясь в расспросы, ответил он.

Через минуту старший опер «убойного» отделения майор милиции Сокольский уже изучал в кабинете оперуполномоченной Василевской собранный охраной первичный материал.

— Негусто… — задумчиво протянул он, ознакомившись с объяснениями свидетелей. Задержавшись взглядом на расписке, Сергей нахмурился. — Батонов П. С., президент концерна «Центр»… — вслух зачитал он. — Зойка, ты хоть знаешь, что за фрукт этот Батонов П. С.?
— Нет, а что? — насторожилась она.
— Кличка Батон тебе о чем-нибудь говорит?
— Конечно — это же наш местный Аль Капоне. Так он, что ли, отец моего бандита?!
— Он самый! — подтвердил Сергей. — Батонов Петр Семенович, владелец «фабрик, заводов и пароходов», он же криминальный авторитет по кличке Батон собственной персоной. Лучший друг губернатора и кандидат в депутаты, между прочим.
— Приехали, только за племянника нашего министра отписалась, теперь этот Батон недоделанный на голову свалился. Достала уже эта когорта неприкасаемых! — возмущенно пробормотала Зоя.
— Что, кстати, по племянничку?
— Мне замечание объявили: за плохую профилактику среди подростков. А по нему отказной. Кто ж на него уголовное дело откроет?! Подумаешь, невинное дитя на дискотеке двум таким же отморозкам, как и сам, голову проломило. Если дядя министр — хоть взорви эту дискотеку, все равно тебе ничего не будет!
— Ну, это мы еще посмотрим. Батон не министр МВД, и за смерть девчонки его гаденыш ответит по полной программе! — убежденно сказал Сергей.
— Должен ответить, но сам знаешь: когда дело касается денежных тузов, наш грозный уголовный кодекс становится на удивление беспомощным, — заметила Зоя.
— К сожалению, ты права, — согласился Сергей. Он еще раз перечитал рапорт охраны. «Без показания свидетелей их слова ничего не стоят, — подумал он, — тем более милиционеры сами-то не видели, как сыночек Батона избивал девчонку. Заявления ее нет, и она уже никогда ничего не напишет…» — Значит так, сейчас выезжаем в «Родео» и побеседуем по душам с обслуживающим персоналом, — предложил он. — Не может быть, чтобы никто ничего не видел!
— Тогда не будем терять время, поехали в кафе! — Зоя решительно встала. — Черт бы побрал этого замполита, — в сердцах выругалась она, — из-за него полдня ушли псу под хвост! Осмотр места происшествия делать уже поздно, в кафе наверняка все убрали, никаких вещдоков нет, если и были какие следы на Диминых шмотках, то изъять их теперь весьма проблематично.
— Безвыходных положений не бывает, придумаем что-нибудь, — успокоил ее Сергей.
Из райотдела они вышли порознь. Сергей чуть раньше — прогреть машину (развалюху «Жигули» шестой модели), Зоя задержалась в кабинете подправить помаду на губах.
Подъехав к «Родео», они с изумлением увидели на входной двери в кафе амбарный замок. Выходить из автомобиля не стали, зачем — табличку, на которой большими буквами было написано «РЕМОНТ», они прекрасно прочитали и так.
— Так, похоже, нас опередили… — озадаченно пробормотал Сергей, в очередной раз убедившись в умении Батона выходить сухим из воды.

До перевода в Краснооктябрьский райотдел он уже пытался отправить гражданина Батонова на нары по подозрению в организации убийства директора авторынка Василия Меринова, но все оперативные наработки возглавляемого Сокольским городского уголовного розыска так и остались нереализованными.

Вездесущие журналисты тогда открыто назвали Батона заказчиком убийства Меринова, ведь именно он был кровно заинтересован в устранении набравшего силу конкурента. Следствие тоже поначалу придерживалось этой версии. При раскрытии заказных убийств искать непосредственных исполнителей дело, как правило, безнадежное. Профессионалы работают чисто и следов после себя не оставляют, а главное — у киллера нет личных мотивов для совершения убийства, поскольку с жертвой ранее его ничего не связывало. Поэтому следствие начинается с логичного вопроса: кому заказное убийство было выгодно? Смерть же Меринова была явно на руку Батону.

Разросшийся за окружной дорогой авторынок Меринова беспокоил Батона с самого дня его основания. А начинал Василий Меринов с обычной станции техобслуживания. Батон как-то послал своих гонцов разобраться с ним, но им недвусмысленно дали понять, что Меринов не сам по себе, а за его спиной стоят очень серьезные люди. Батон, конечно, выяснил, что это за люди, и, узнав, что кроме местного участкового, обслуживающего соседний поселок, никого у Васи нет, долго по этому поводу смеялся. Но хорошо смеется тот, кто смеется последний…
Прошел год, и рядом с автомастерской стихийно возник небольшой базарчик, который Меринов назвал «Автолоск». Меринов заасфальтировал весь прилегающий участок, и автовладельцы стали пригонять на продажу свою подержанную рухлядь. Тут же развернулась торговля и запчастями к ним. Цены на «Автолоске» были значительно ниже, чем на контролируемом Батоном Центральном рынке.

Вася Меринов оказался удачливым бизнесменом, а его оригинальным выдумкам Батон уже начинал откровенно завидовать. Чего только стоил организованный для автомобилистов стриптиз. На специально огороженной площадке Меринов построил небольшой помост и назвал это странное сооружение автотеатром. За небольшую плату любой мог заехать сюда на своем автомобиле и полюбоваться на вышагивающих по импровизированному подиуму сексапильных красоток в норковых шубках. К водителю тут же подходил паренек в оранжевой жилетке парковщика и предлагал выбрать любую из красавиц. Несколько минут индивидуального сеанса стриптиза стоили всего трояк, и мало кто уезжал, не заплатив. По вашему выбору со сцены спускалась длинноногая девица и, подойдя к автомобилю, распахивала шубку, демонстрируя бесстыже нагое тело. Девчата самоотверженно работали круглый год и героически обнажались даже в морозную погоду. Нужно ли говорить, что номер пользовался у автолюбителей огромным успехом.

О новом рынке и его автотеатре ходили легенды. На стриптизе Меринов не остановился, и вскоре на сцене уникального автотеатра стали выступать настоящие звезды эстрады (сама Алла Пугачева удостоила его своим концертом!). Популярность авторынка и его хозяина росла: Вася Меринов обзавелся бронированным «мерсом» и солидной охраной, а еще через год его выбрали депутатом в горсовет.
Из-за своей отдаленности от города «Автолоск» пока еще проигрывал Центральному рынку, но предприимчивый Меринов решил и эту проблему. Его предложение за свой счет проложить на авторынок специальную линию метро нашло в горсовете единогласную поддержку. Воплотись этот проект в жизнь, Меринов оттянул бы на себя десятки тысяч потенциальных покупателей, а Батон, соответственно, недосчитался бы их, а значит, понес бы прямые убытки из-за нереализованного товара. Вот такая бухгалтерия получалась. Что поделаешь, не бывает рыночной торговли без конкуренции.

Меринов, чувствуя, что не всех радуют его инициативы, увеличил штат личной охраны и на всякий случай обзавелся охотничьим карабином. Из этого карабина его впоследствии и застрелили, инсценировав самоубийство. Меринов был найден с простреленным сердцем в своем собственном доме. Ружье, из которого был произведен выстрел, валялось рядом с трупом. Разумеется, на нем были отпечатки пальцев только «самоубийцы». Личный телохранитель Меринова в тот же вечер исчез в неизвестном направлении...

Город будоражили слухи о причастности Батона к этому явно заказному преступлению, и майор Сокольский, придерживаясь того же мнения, уже подбирал для него камеру погрязнее. Информации по этому криминальному «авторитету» накопилось достаточно для его задержания как лидера ОПГ (организованной преступной группировки), но тут Сергея вызвал начальник городского управления МВД в Слобожанской области генерал-майор милиции Вячеслав Иванович Горбунов и, не объясняя причины, приказал оставить Батона в покое. Сокольскому пришлось подчиниться. Из генеральского кабинета он вышел в состоянии крайнего раздражения, а на следующий день по местному телевидению выступил областной прокурор и разъяснил народу, что депутат горсовета Василий Иванович Меринов погиб в результате неосторожного обращения с огнестрельным оружием. Возбужденное по факту насильственной смерти депутата уголовное дело было закрыто за отсутствием события преступления, а убийце оставалось только дивиться поразительной проницательности прокурора. Сам киллер до такого простого объяснения и не додумался бы.

О Меринове как-то очень быстро забыли, и «Автолоск» без него постепенно захирел. Батон же перекрестился, что ему вся эта история так легко сошла с рук, но Сокольский, несмотря на генеральский запрет, его разработку не прекратил.

Пообещав Зое разобраться с отпрыском Батона, он понимал, что сделать это будет непросто, особенно если его папа победит на выборах. Батон, став депутатом, сразу же поднимется на недосягаемую для правосудия высоту. Теоретически, имея на руках неопровержимые доказательства, возможно добиться санкции на его арест, но никто на это не пойдет, да и таких доказательств у Сергея не было. Реализовать оперативные наработки по тому же убийству Меринова без допроса Батона не удастся. Допрос имеется в виду без присутствия дотошного адвоката…

Правозащитники последнее время не устают вопить о нарушении милицией прав человека, мол, пытают бедных задержанных, выбивая у них показания. Нельзя сказать, что это наглая клевета на правоохранительные органы. Со дня образования уголовного розыска с бандитами никто не церемонится, есть такой грех. А что делать, если нужно расколоть бандита, да так, чтобы он и сам признался, и подельников своих сдал, а кроме оперативной информации ничего нет? Спросить: «Вась, ответь, пожалуйста, это не ты ли случайно месяц назад квартиру гражданина Пупкина выставил?»

— Да вы че, мусора? — натурально возмутится Вася и гордо поклянется: «Зуб даю, не я!» Он что, дурак, признаваться? Деньги и ценности давно пропиты — ищите, господа менты, если вам больше делать нечего!
— Ах, не ты, ну тогда извини, — ответит опер и отпустит Васю на все четыре стороны, ведь лично ему этот Пупкин ничего плохого не сделал…

Улики? Чепуха, при желании от любых улик всегда можно отвертеться. Наркотики в кармане нашли? Так это менты, сволочи, подбросили! Пистолет изъяли? Нашел бедолага этот пистолет и нес в милицию сдавать, вот даже заявление соответствующее у него имеется! Кровь потерпевшего на рубашке задержанного? Шел мимо, хотел помочь, вот и запачкался!

«Наказанный преступник — это пример для всех негодяев; невинно осужденный — это вопрос совести всех честных людей…» — писал в восемнадцатом веке французский писатель Жан де Лабрюйер. Сергей знал, что невинно осужденных на его совести нет, хотя и ему приходилось не раз вырывать показания у преступников не совсем законными методами. Такова уж специфика розыскной работы. Настоящие преступники не невинные овечки, а матерые волки, имеющие за спиной не одну ходку. Будешь с ними сюсюкать — в жизни ничего не раскроешь, еще и в лицо плюнут такому оперу. Да и некогда церемонии разводить: на каждом оперативнике по нескольку десятков нераскрытых преступлений висит, и что ни день, как из рога изобилия сыплются кражи, грабежи, разбои, подрезы, убийства. Как сдерживать этот вал? Уговорами, призывами? Многого добился Иисус своими проповедями? Люди как воровали, так и воруют, как убивали друг друга, так и продолжают убивать. Противостоять преступности одними пустыми разговорами об «эре милосердия», к сожалению, пока не получается.

— Оперативно сработал Батон, — признала Зоя. — Видно, ему не впервой заметать следы. Думаю, кафе не без его активного содействия так срочно закрылось на ремонт, и теперь нам сложно будет найти его завсегдатаев, которые видели, как Дима избивал Коновалову. А без их показаний никто не даст санкцию на его арест. Нам остается только прижать этого отморозка как следует и добиться от него чистосердечного признания.
— Должен тебя разочаровать, Зоя, нам вряд ли сейчас удастся его опросить, — охладил ее пыл Сергей. — Если он дома, нам даже не дадут подъехать к его особняку.
— Это почему же?! — возмутилась она.
— Потому что Батон выкупил для своей братвы всю улицу и поставил шлагбаум на въезде: мол, частная территория и посторонним на нее въезд воспрещен, — пояснил он.
— Ты считаешь, что без постановления следователя нам в его частные владения вторгаться не стоит?
— В частные — нет. А вот задержать Батона-младшего на нейтральной территории нам никто не посмеет помешать. Не век же этот переросток будет сидеть за крепостными стенами. Не исключено, что не сегодня-завтра он опять объявится на какой-нибудь дискотеке.
— В школе, где он учится, у меня есть кое-какие информаторы, так что постараюсь узнать, где он обычно тусуется. Ну а сейчас возвращаемся в райотдел и там уже будем действовать по обстановке. Чувствую, нам еще придется за этим Димой побегать… — вздохнула Зоя.
— Никуда этот сучонок от нас не денется, — заверил ее Сергей. Включив заднюю передачу, он эффектно выполнил полицейский разворот, и «шестерка» на всех парах понеслась к райотделу.
Зоя, подумав, что майор Сокольский явно решил произвести на нее впечатление, невольно улыбнулась...

 
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 20:55 | Сообщение # 3
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
* * *

В офисе Батона царило небывалое возбуждение. Дамы в который раз придирчиво поправляли макияж, мужской контингент сотрудников концерна «Центр» облачился в строгие костюмы, одетые в темно-синюю форму охранники сменили традиционные тельняшки на белоснежные рубашки. Все ждали прибытия киносъемочной группы местного телевидения, которая должна была начать съемки короткометражного фильма о жизни кандидата в городской совет Батонова Петра Семеновича. Лица клерков «Центра» светились такой неподдельной радостью, будто они сами баллотировались в горсовет. Сам же герой дня был мрачнее тучи…

Сегодня Петр Семенович проснулся необычайно рано — в семь утра. Сыночек позвонил из Краснооктябрьского райотдела милиции обрадовать, что его повязали менты, так что давай, папа, бросай все дела и приезжай выручать! Хороший подарочек накануне выборов, нечего сказать: сын будущего депутата сидит в каталажке за избиение какой-то пигалицы! Пронюхай об этом соперники по избирательному округу, такое раздуют — никакая реклама его рейтинг не спасет! И так в местной прессе как-то проскочило, будто он типа не совсем в ладах с законом, так еще и родственнички дают лишний повод позлословить в его адрес. То жена отметится в каком-нибудь светском скандале — отослал ее на Лазурный берег, чтоб не путалась под ногами в ответственнейший для него период, так теперь Дима набедокурил!

Узнав о проделках сына, Батон сразу позвонил начальнику слобожанского УМВД Горбунову. Вячеслав Иванович пообещал во всем лично разобраться и посоветовал как можно быстрее уладить все вопросы с потерпевшей. После разговора с Горбуновым Батон немного успокоился и поехал забирать своего нерадивого отпрыска из милиции. Сто долларов, всученные майору из дежурной части, разрешили эту проблему без особой волокиты: Батон чиркнул на клочке бумаги, что претензий к сотрудникам милиции по поводу задержания его несовершеннолетнего сына не имеет, вот и все, собственно, формальности. Следующий шаг — переговоры с ментами, которые будут вести дело сына, пришлось пока отложить: весь личный состав райотдела был на занятиях, и когда они закончатся, никто не знал. Может, через час, а может, и через два, как сказал ему дежурный. Батон ждать не стал и, отправив великовозрастного оболтуса домой, поехал в больницу к потерпевшей, но опоздал: не приходя в сознание, она скончалась за двадцать минут до его приезда…

Как он узнал в приемном отделении, доставленная около часа ночи избитая на дискотеке девушка была сильно пьяна и ее сразу же отправили в спецтравму, куда направляют всех пострадавших в состоянии алкогольного опьянения. Внешне ее вид опасений вроде бы не вызывал: наспех замазали ей на лице пару ссадин и оставили отсыпаться до вытрезвления. Когда кинулись — что-либо делать было уже поздно, девчонка так и не проснулась…
Так кто, спрашивается, в этом виноват, его сын, что ли? Удар в живот, от которого, если верить врачам, у этой Коноваловой открылось внутреннее кровотечение, был ведь не смертельным, а значит, сделал для себя вывод Батон, если бы ей вовремя оказали квалифицированную медицинскую помощь, она, скорее всего, осталась бы жива. Но не оказали, поскольку некому, видимо, было за нее заплатить, догадался он.

Сгоряча он хотел было наехать на утративших совесть эскулапов, но, чуть поостыв, трезво рассудил, что даже если ему удастся доказать их преступную халатность, его сына от тюрьмы это все равно не спасет. «Да и фиг что докажешь, — подумал Батон. — Лекари будут стоять друг за друга горой и вину коллег не признают ни за что в жизни. Самого, случись что, в натуре зарежут, а в эпикризе напишут, что помер типа от какой-нибудь сердечной недостаточности. Патологоанатомы — одна с врачами шайка-лейка, своих ни при каких обстоятельствах не сдадут, так что лучше с ними по-хорошему договориться: пусть дадут заключение, что у Коноваловой не было никаких внутренних повреждений, а ее смерть наступила от отравления, скажем, алкоголем. Ведь была же она пьяна, как зюзя. Нет, — поправил он себя, — отравление не годится. Менты сразу копать начнут: что пила, где и с кем. Пусть лучше умрет от сердечного приступа. Умерла и умерла, мало ли их в больницах-то умирает?»
Липовое заключение о причине смерти гражданки Коноваловой обошлось ему в три сотни долларов. Ну, еще сотку сунул дежурному врачу спецтравмы, чтоб лишнего не болтал. Эскулап дармовым баксам очень даже обрадовался. Еще бы: и собственную задницу прикрыл, и заработал вдобавок на этом!

Ехать договариваться с ментами после таких затрат Батон теперь не собирался. Получилось, что он уладил все и сам. Его люди со свидетелями тоже отлично поработали: весь персонал кафе подтвердит, что Дима девку и пальцем не тронул, так что беспокоиться было больше не о чем, но на всякий случай он приказал своему прыщавому придурку сидеть дома и не высовываться, пока все окончательно не уляжется. На первый взгляд как будто отделались легким испугом, но все равно, в предвыборную неделю ему лишние разговоры ни к чему. Поэтому он еще раз позвонил Горбунову и, объяснив ему ситуацию, попросил попридержать своих подчиненных: мало ли в милиции осталось ретивых, кто спит и видит, как бы досадить честнейшему бизнесмену Батонову. Тот же майор Сокольский, например. В свое время он объявил бескомпромиссную войну слобожанским «авторитетам», и, если бы не своевременное заступничество Горбунова, Батону, скорее всего, тоже бы не поздоровилось.
Для того и нужно ему поскорее стать депутатом, чтобы правоохранительные органы не смели его тревожить! «Авторитета», каким бы крутым он ни был, может задержать даже гаишник, а вот депутата — извините — не имеете права, потому как он сам представитель власти, причем, законодательной!

В принципе, он и без депутатской «ксивы» был фактически неприкосновенным. На деньги, которые ему приносил Центральный рынок, он мог купить любого мента от рядового до генерала, ну за исключением разве что майора Сокольского и ему подобных. Батон надеялся на то, что перевелись в наше время правильные менты с «чистыми руками, холодной головой и горячим сердцем», но даже если Сокольский остался один такой «не от мира сего» на все МВД, расслабляться было нельзя. Этот ушлый опер явно не поверит в смерть Коноваловой от сердечного приступа, и кто его знает, что он там сможет нарыть?

Горбунов, правда, заверил, что держит руку на пульсе и гражданин Батонов может спокойно трудиться на благо родного города, но Петр Семенович чувствовал, что полностью избавиться от внимания Сокольского ему не удалось. От этого доморощенного «комиссара Каттани» можно было отделаться только одним проверенным способом, но о нем Батон даже думать не смел, чтобы случайно не проговориться.

С генералом вообще нужно было все время держать ухо востро. Вячеслав Иванович прикрывал еще по старой памяти о тех временах, когда Петр Батонов проходил в его оперативных документах под псевдонимом Мюллер, и злоупотреблять его расположением не следовало. Их дорожки пересеклись семнадцать лет назад, когда лейтенант милиции Славик Горбунов завербовал вернувшегося из «мест не столь отдаленных» Петю Батонова. Отсидевший три года за бытовое хулиганство, Петя попался вновь, на этот раз посерьезнее: Горбунов принял его на автовокзале с сумкой, туго набитой маковой соломкой. Петя не был наркоманом и связался с этой гнилой публикой в первый раз, чтобы немного подзаработать. Схлопотать новый срок он не захотел, поэтому предложение о тайном сотрудничестве с уголовным розыском принял с неподдельным энтузиазмом. Это сотрудничество оказалось обоюдно плодотворным. По заданию Горбунова, специализировавшегося на борьбе с незаконным оборотом наркотиков, агент «Мюллер» входил в доверие к наркоторговцам и информировал куратора об их преступной деятельности. Но поскольку платили секретному осведомителю уголовного розыска до смешного мало, энтузиазм «тайного борца» со слобожанской наркомафией вскоре пошел на спад и, пользуясь покровительством Горбунова, Петя сам начал приторговывать наркотиками. Будущий генерал тоже не прочь был поправить свое материальное положение. Он вошел с «Мюллером» в долю и ревностно оберегал его от случайных неприятностей с милицией. Закон «Об оперативно-розыскной деятельности» предоставлял ему право внедрять в преступную группу своего агента, и прикрывал он «Мюллера» на вполне законных основаниях. Горбунов оформил сотрудничество Батонова с оперативным подразделением соответствующим письменным соглашением, и при выполнении оперативно-розыскных задач тот находился еще и под защитой государства.
Имея такую «крышу», Петя мог водить дружбу с уголовниками, не опасаясь преследования со стороны правоохранительных органов. Арестовывали других, а он был словно заговоренный, и секрет его неуязвимости знал только Горбунов.

В таком тепличном режиме Петр Батонов набирал вес в криминальном мире, заматерел, обнаглел и превратился в Батона — «авторитета», с которым считался сам губернатор, и Вячеслав Иванович все чаще ловил себя на мысли, что не Батон работает на него, а он, начальник слобожанского городского управления МВД, состоит на службе у своего агента. Собственно говоря, так оно и было. Принцип «услуга за услугу» лежит во всех доверительных отношениях, но на голом компромате далеко не уедешь, и неизбежно наступает момент, когда служебные интересы начинают тесно переплетаться с личными. Что поделать, служба службой, но и для себя пожить иногда хочется. К хорошему привыкаешь на удивление быстро. И если лет эдак десять назад капитан Горбунов как ребенок радовался новенькой «шестерке», покупку которой ему полностью «спонсировал» Батон, то теперь Вячеслав Иванович ездил на джипе за сто тысяч долларов, а «Жигули» не считал за машину.

Чем богаче становился Батон, тем сильнее втягивался генерал в сети, которые на юридическом языке назывались коррупцией. Остановиться было уже невозможно. Генеральская должность Горбунову обошлась недешево, да и в дальнейшем в министерстве ждали от нового начальника слобожанского УМВД не только высоких показателей в работе, но и определенных отчислений в виде пухлых конвертов с купюрами, на которых красовались портреты президента не нашей, естественно, страны. Без постоянных вливаний со стороны Батона, как бы Вячеслав Иванович ни старался, на своей должности он долго бы не удержался. За удовольствие быть у власти нужно платить, и Горбунов платил, так как власть для него была целью жизни. Он знал, что за глаза подчиненные называют его «императором», и это, надо признать, ему очень льстило.

Так они и шли по жизни рука об руку: Горбунов стал непререкаемым авторитетом в мире ментов, Батон — в мутной среде воров и бандитов. Батонов выставил свою кандидатуру в городской совет, Горбунов тоже решил попробовать себя на этом поприще, и оба теперь с нетерпением ждали тот знаменательный день, когда им должны будут вручить депутатские удостоверения. В том, что их кандидатуры пройдут, они не сомневались. За Батона должны были отдать свои голоса подавляющее большинство торгующих на Центральном рынке (он предусмотрительно снизил оплату за место на весь период предвыборной кампании), Горбунов же действовал методами более грубыми, но не менее, по его мнению, эффективными. Если какой-нибудь замордованный службой опер отвечал проверяющему, что, мол, не определился еще, за кого он будет голосовать, докладная записка тут же ложилась на стол Вячеславу Ивановичу, и через полчаса замполит провинившегося райотдела стоял у него на ковре и без выговора из генеральского кабинета не выходил…

— Петр Семенович, тут из телекомпании к вам приехали! — приоткрыв дверь, радостно прощебетала хорошенькая секретарша.
— Светик, скажи, пусть готовят там свою аппаратуру, я через пару минут выйду к народу. Народ, кстати, готов?
— А как же, Петр Семенович, с утра репетировали, так что не беспокойтесь: наши люди вопросы выучили, вы, главное, ответы не забудьте. Если что, я буду рядом, шепну вам на ушко.
— Спасибо! — буркнул Батон и, вспомнив о беспутном сыне, опять расстроился. Сейчас он должен быть на подъеме, дублей ведь не будет, а он явно не в форме, к тому же еще не выспался. Засиделся со Светкой в сауне чуть ли не до рассвета, только приехал домой, не успел глаз сомкнуть — Дима, легок на помине! Порадовал папу, нечего сказать…

У входа в администрацию рынка собралась приличная толпа зевак. Установленные видеокамеры и машина популярнейшей в городе телекомпании привлекли внимание многих: какой-то негодяй запустил «утку», что Батона наконец-то замели менты и сейчас его будут выводить в наручниках. Праздно шатающаяся публика изнывала в ожидании захватывающего зрелища, но вместо ОМОНа на пороге появились с десяток секьюрити и довольно бесцеремонно оттеснили зевак, попутно раздавая подзатыльники особо непонятливым. Когда пространство перед входом было более или менее расчищено, в окружении репортеров появился сам Батон.
Чтобы избежать разговоров о чрезмерных расходах на предвыборную кампанию, рекламный ролик о Батоне решили снять в виде случайного репортажа и сразу же запустить его в слобожанских вечерних новостях. Вроде это и не реклама вовсе, просто господин Батонов столь важная фигура в городе, что ни одни новости без него теперь не обходятся. Сегодня по сценарию снимали трудовые будни Батона, его постоянную заботу о торговом люде; на завтра планировали десятиминутный сюжет о семье и домашних животных кандидата в депутаты, но после происшествия с сыном эти волнующие кадры придется, наверное, отложить до лучших времен. Да и злобная морда ублюдочного питбуля (чем-то схожего со своим хозяином), вряд ли будет способствовать укреплению имиджа борца за народное счастье. Других домашних животных с появлением питбуля по кличке Рембо в доме уже не было. Еще щенком он насмерть задрал сиамскую кошку и без лишних церемоний задавил привезенного из московского зоопарка ручного гепарда Кешу. В общем, та еще собачка…

Наконец излишняя суета прекратилась, операторы заняли свои места, и прозвучала команда «Внимание, запись!».

— Петр Семенович, расскажите нам, пожалуйста, в двух словах о своей предвыборной программе, — задала первый вопрос Лаура Поплавская, ведущая вечерних новостей телеканала «Тонус».
— Ну… это… — замялся Батон, пытаясь вспомнить подготовленную ему Светкой речь. Всегда уверенный в себе, он совершенно растерялся перед видеокамерой, но отступать было поздно, сам же вызвался встретиться с электоратом.

Возникла неловкая пауза, кое-где даже послышались смешки. Батон покраснел и, выдавив из себя еще парочку неопределенных «ну», решил сымпровизировать.

— Короче, — буркнул он, — я иду в депутаты, типа защищать интересы моих избирателей от наездов тех козлов, которые нам постоянно мешают жить!

Собравшимся столь живая речь их избранника очень понравилась, и они поддержали его бурными аплодисментами, а некоторые даже стали дружно скандировать: «Ба-то-нов! Ба-то-нов!»

Вдохновленный своим неожиданно открывшимся ораторским талантом, Батон заулыбался и собрался было еще что-то толкнуть народу в подобном духе, но его пресс-секретарь Светлана, сообразив, что шефа не туда понесло, перехватила инициативу и на одном дыхании отрапортовала основные пункты его официальной программы, состоящей, нужно отметить, из одних пустых обещаний. Кандидат в депутаты, к примеру, зачем-то пообещал торгующему на вещевом рынке люду, что в случае избрания его депутатом он окажет личную помощь всем желающим в оформлении загранпаспортов. Как он это конкретно себе представлял, не разъяснялось. Скорее всего, Батон и сам не знал, на кой ляд включил этот странный пункт (заимствованный им из предвыборной программы Горбунова), но какая, в конце концов, разница, кто кому чего там наобещал. Главное — это победа на выборах, а победителей, как известно, не судят.

Терпеливо дослушав выступление помощницы Батона до конца, Лаура Поплавская, следуя сценарию, предложила публике задать свои вопросы кандидату.

Петр Семенович держался уже намного уверенней, чем поначалу, только отвечал зачастую явно невпопад, что простительно, поскольку выступал публично он впервые, естественно, нервничал, и ему трудно было собраться с мыслями. Желающих задать свои вопросы Батону, как и планировалось, оказалось не так уж много. Лаура поблагодарила всех присутствующих за внимание и лично Батонова за его интересные и содержательные ответы, после чего телевизионная группа оперативно свернулась и уехала монтировать передачу, чтобы поспеть к выходу вечерних новостей; массовка, получив обещанные за участие в шоу деньги, разошлась. Батон же закрылся с секретаршей у себя в кабинете. Светик сама вызвалась снять ему накопившееся нервное напряжение проверенным способом, который заключался в совместном распитии коллекционного коньяка, плавно переходящем в настоящую оргию. Из кабинета разморенного от коньяка и секса президента концерна «Центр» она вышла, покачиваясь на своих тонких ножках, только к концу рабочего дня.

Для личного водителя и телохранителя Батона наступил ответственнейший момент: им предстояло доставить босса от офиса домой. Это была очень серьезная операция. Судя по тому, как опасался за свою драгоценную жизнь их хозяин, грехов за ним числилось, видимо, немало…

* * *

Набросав для себя приблизительный план задержания несовершеннолетнего Дмитрия Батонова, Зоя поймала себя на мысли, что привлекать к этому делу старшего оперуполномоченного уголовного розыска майора Сокольского не совсем корректно с ее стороны. «У него небось и без меня дел хватает, а тут я еще навязалась ему со своими служебными проблемами», — корила она себя. Впрочем, она была уверена в том, что Сергей только рад будет ей помочь.

Они не скрывали своих симпатий друг к другу и один раз даже уже целовались. Это не на шутку взволновавшее Зою событие произошло час назад у нее в кабинете. Инициатором был, конечно, Сергей, но именно она виновна в том, что их безобидно-дружеское соприкосновение губ переросло в откровенно интимный глубокий «влажный» поцелуй. Сергей, неожиданно заявив, что хочет ее поцеловать, вряд ли рассчитывал на то, что она так пылко отреагирует. Теперь она осуждала себя за свой неприлично страстный порыв.

«Ладно, если бы мы были любовниками со стажем, тогда мне еще простительно проявить такую несдержанность, но ведь между нами ничего такого до этого дня не было! — переживала Зоя, гадая, как после всего того, что сегодня случилось, Сергей будет к ней относиться. — Не утратит ли он ко мне уважения? Ведь мужчины обычно избегают женщин, которые сами вешаются на шею, — сокрушалась она. — Ну уж я, разумеется, никому никогда на шею не вешалась. Он сам захотел поцеловать меня, и я исключительно из дружеских чувств это ему позволила. Может быть, он и не заметил, что я так завелась, что готова была отдаться ему прямо в кабинете!»

Ее любовные терзания прервал телефонный звонок. Звонил Агеев.

— Василевская, бери все материалы по Батонову и срочно ко мне! — буркнул он в трубку.
«Ну, началось!» — тяжко вздохнула Зоя, глянув на часы. Стрелки бесстрастно показывали восемь вечера. По идее, рабочий день должен был давно уже закончиться, но пока не пройдет совещание у начальника райотдела, назначенное на двадцать тридцать, все сотрудники должны были оставаться на своих местах. Мало ли какая команда поступит…

На сегодня она еще наметила проверить пару адресов, где обычно тусовался Дима, и, если повезет, — задержать его. А если нет… Что, если нет, Зоя додумать не успела, так как в этот момент зашла в кабинет к начальнику отделения.

Агеев строго посмотрел на вошедшую и, не сказав ни слова, забрал у нее тонкую папку. Минут пять он с умным видом изучал рапорт охраны и невнятные показания бармена и кассирши.

— И это все, что ты за сегодня наработала?! — недовольно проворчал он, отложив бумаги в сторону. — Где объяснение подозреваемого? Работники кафе почему все не опрошены?
— Кафе закрыто якобы на ремонт, и опрашивать там сейчас некого! А что касается подозреваемого, то я его вызваниваю целый день — дома у него никто трубку не берет! Позвонила его папаше в офис — секретарша, как только узнала, что я из милиции, нагло заявила мне, что Петр Семенович, видите ли, очень занят, перезвоните через час. Перезвонила: уже ушел и неизвестно когда будет!
— Звонила она! Да ты, Василевская, хоть представляешь себе, кто такой Батон?
— В общем-то, да. Сокольский немного просветил, — сочла нужным уточнить она. — А что, Павел Михайлович, сверху уже давить начали?
— Угадала. Из-за этого Батона такой переполох начался, что мало, чувствую, нам не покажется. Мне даже из приемной губернатора позвонили, жаловались на тебя, что попусту беспокоишь уважаемого человека!
— Скажите, какая честь! — хмыкнула Зоя. — Да плевать я хотела на их жалобы! Сегодня же, ну, в крайнем случае, завтра задержим Батона-младшего, и никакие заступники ему не помогут!
— Мне бы твою уверенность… — помрачнел Агеев. — Охрана свидетелей не установила. Осмотр места происшествия своевременно не сделан. Бандита отпустили, не опросив, что я мог генералу сегодня доложить?
— А мы-то в чем виноваты? — возмутилась Зоя. — По его же распоряжению полдня на этот «день дисциплины» потратили!
— Ты что в милиции первый день? Начальству всегда нужно найти крайних. Вот увидишь, на нас теперь все и свалят! Вспомни прошлогоднюю историю, когда сын прокурора своего сокурсника по юракадемии ножом в сердце пырнул, убийство так нераскрытым и осталось, а прокурорское чадо ходит теперь и насмехается над нами!
— Но Батон же не прокурор!
— Для нас он будет похуже прокурора… — угрюмо произнес Агеев. — В общем, так: поступила прямая команда от Горбунова никого по этому делу не трогать, пока не пройдут выборы!
— А как же сроки? — недоуменно спросила Зоя.
— А хрен его знает, — развел руками Агеев. — Выборы в это воскресенье, а не позже следующей среды нужно уже передавать материалы в следствие. Но чувствую, все идет к тому, что нам прикажут спустить дело по сынку Батонова на тормозах.
— Тут же убийство, его просто так не спишешь!
— Ну, допустим, не убийство, а нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшей, а это, сама знаешь, разные статьи!
— Матери погибшей наши юридические тонкости без разницы! — хмуро заметила Зоя.
— Василевская, ты будешь делать то, что я тебе прикажу, и нечего тут сопли разводить! — повысил голос Агеев. — Завтра с утра заедешь в морг, возьмешь заключение судмедэкспертизы и сразу возвращайся в райотдел. Не забывай, на тебе еще пять материалов висит. Гражданину Батонову больше не смей звонить, а то нас еще в какой-нибудь политической провокации обвинят.
— Ну да, когда премьер-министр-рецидивист лидер какой-то там районной партии, каждый уголовник теперь будет корчить из себя политического деятеля, — съязвила Зоя.
— Не районной партии, а партии районов, — поправил ее Агеев. — А насчет нашего премьера ты бы лучше попридержала свой ядовитый язычок. Политика, капитан Василевская, знаешь ли, не твоего бабьего ума дело! Тебе все ясно?
— Да куда уж ясней! Ну, я пошла?
— Куда это ты собралась?
— Работать. Сами же сказали: на мне куча материалов висит!
— А, ну ладно, а то я уж было подумал, что ты домой лыжи навострила! Пока не вернусь с совещания, чтоб была на месте, — предупредил Агеев.
— Задолбали уже эти ваши совещания, — отозвалась Зоя, выходя из начальственного кабинета.
— Была б моя воля, в жизни бы на них не ходил! — проворчал Агеев и побежал на совещание. Начальник райотдела не любил, когда кто-то из подчиненных опаздывал.

Пока длилось оперативное совещание, Зоя созвонилась с Сокольским и вкратце пересказала ему свой разговор с Агеевым. Сергей, узнав от нее, что из-за вмешательства Горбунова задержание Батона-младшего на неопределенное время откладывается, предложил ей заменить сорвавшееся мероприятие совместным ужином, как он выразился, «при свечах». Зоя с излишней решительностью отказалась. Мол, ее дома ждет дочь, и вообще, она не совсем свободна, в том смысле, что у нее есть мужчина. Сергея новость о наличии у нее поклонника, казалось, ничуть не смутила, но на ужине он настаивать не стал и вызвался просто подвезти ее после работы. Против такого джентльменского предложения Зоя возражать не стала. Понимая, что Сергей не оставил своих намерений провести с ней этот вечер (а возможно, и ночь), она на всякий случай перезвонила дочери, чтобы та ложилась спать, не дожидаясь ее возвращения. К маминым ночным рейдам Ане было не привыкать. Она была уже достаточно самостоятельной девочкой, и Зоя могла за нее не переживать.

Агеев вернулся с совещания минут через сорок. Швырнув ежедневник на стол, он в сердцах громко выругался. Общение с начальником райотдела всегда «благотворно» влияло на его расшатанную нервную систему и давало заряд бодрости до следующего совещания…

Зоя сунулась было узнать, с чего это Михалыч так распалился, но вразумительного ответа не получила. Агеев, метнув на нее испепеляющий взгляд, гаркнул, что на сегодня она свободна, и опять разразился матерной бранью, по счастью, не в ее адрес.

Выяснив, что не она была причиной начальственного гнева, Зоя вернулась к себе. Сергей, наверное, уже заждался, подумала она, наспех подкрашивая ресницы. Придирчиво изучив себя в зеркале, она чуть-чуть подвела глаза, наложила на губы тонкий слой французской помады, которой пользовалась только в исключительных случаях (набор фирменной косметики обошелся ей в довольно кругленькую сумму), и слегка подпудрила носик, после чего решила, что этот легкий макияж вполне сойдет в походных условиях. С трудом застегнув зимние сапожки («молния» последнее время стала что-то заедать, надо бы ее заменить, да все некогда было заскочить в мастерскую), она накинула дубленку и стала набирать номер Сергея, и… в этот момент к ней ввалился раскрасневшийся от мороза Андрей.

— Проезжаю мимо — гляжу, у тебя еще свет горит, вот и заскочил на огонек! — радостно сообщил он. Не обращая внимания на ее кислое выражение лица, Андрей облобызал всю помаду на ее губах, чем расстроил Зою окончательно. — Ты чего такая грустная? Обидел кто? — спросил он, несколько обескураженный ее угрюмым видом.
— Да нет. Просто голова что-то разболелась! — отмахнулась она, досадуя на то, что не успела уехать с Сергеем. Отделаться же от Замятина под предлогом, что ей еще нужно поработать, было нельзя — ведь до его визита она уже оделась, явно собираясь уходить.

Погасив свет в кабинете, она закрыла и опечатала дверь, и послушно засеменила за Андреем к выходу. Сокольский встретил их в коридоре. Зоя, стрельнув глазами, дала ему понять, что сопровождающий ее увалень и есть тот мужчина, о котором она говорила недавно по телефону. Проводив ее взглядом, Сергей почувствовал легкий укол ревности. Он еще не задавался вопросом, любит ее или нет. Зоя волновала его воображение, но он испытывал к ней пока лишь физическое влечение, и говорить о таком высоком чувстве, как любовь, было еще рано.

После развода с женой, которую звали Надежда, прошло уже почти два с половиной года, и за это время в его постели перебывало немало сексапильных женщин, но ни одну из них он не решился впустить в свое сердце. Жестокий урок, преподнесенный ему красавицей женой, научил его с недоверием относиться к очаровательным представительницам прекрасного пола.

Старший лейтенант милиции Надежда Бобрикова работала в районном отделе внутренних дел и, вне всяких сомнений, была самой красивой девушкой среди сотрудниц МВД. Выйдя за Сергея замуж, Надя сразу заявила, что заводить детей пока не собирается. Ей только исполнилось двадцать пять, и повозиться с пеленками она еще успеет. Сергей не настаивал. Редкие часы досуга, когда им удавалось побыть вместе, они дарили друг другу, и ребенок в их планы пока не вписывался. Нагрузка у инспектора штаба Бобриковой была поменьше, чем у начальника городского розыска Сокольского, но и штабная работа забирала у нее немало времени, нервов и сил. К тому же Надя самоотверженно боролась за стройность фигуры (что Сергей мог только приветствовать) и после работы оставалась еще заниматься шейпингом. Прекрасный тренажерный зал располагался в подвале райотдела, здесь же к услугам офицерского состава были специально оборудованные душевые кабинки и сауна, а у Нади был даже свой отдельный шкафчик.

Начальник Кировского райотдела пятидесятидвухлетний полковник милиции Владимир Николаевич Чернявых создал своим сотрудникам все условия для занятий спортом без отрыва, так сказать, «от производства», и возглавляемое им подразделение милиции по праву считалось одним из лучших в городе. Ходили, правда, непроверенные слухи, что его забота о физической подготовке подчиненных распространялась исключительно на женскую половину вверенного ему личного состава и проявлялась она весьма своеобразно. И хотя ни одна дама Кировского райотдела никогда бы не призналась, какие чудеса иногда устраивает в сауне старый ловелас Чернявых, некоторые пикантные подробности становились достоянием райотделовской общественности, и виновником утечки деликатной информации был… сам полковник Чернявых, который любил прихвастнуть, с кем из своих сотрудниц он развлекался в подвале. А кого стесняться? Опасался, разумеется, не в меру ревнивых мужей, но ни одного прецедента пока не было. Когда нужно, барышни в милицейских погонах умели держать язычок за зубами…

Однажды в честь празднования Дня милиции Чернявых организовал в райотделе конкурс красоты, объявив, что первая красавица получит ключи от однокомнатной квартиры. Нужно ли говорить, что от желающих въехать в изолированную квартиру не было отбоя. Даже стокилограммовая начальница паспортного стола, угреватый нос которой украшала отвратительная бородавка, тоже решила поучаствовать в конкурсе. Очень уж ей хотелось заполучить квартиру. И получила бы, если бы конкурс проводил сообразительный замполит. Он уже начал большую разъяснительную работу среди будущих конкурсанток, предлагая для гарантированной победы оплатить половину стоимости квартиры, но почти все девушки отказались. Каждая надеялась выиграть конкурс «на шару», то есть даром. Паспортистка же, самокритично понимая, что в честной борьбе ей первое место не светит, предложение замполита приняла и даже внесла сто долларов в качестве, так сказать, залога. Первой красавицей она не стала только потому, что на последнем этапе конкурса Чернявых, не доверяя своему заместителю по работе с персоналом, претенденток на квартиру отбирал лично.

Надежда, естественно, тоже решила попытать счастья в этом конкурсе. Сергей поначалу возражал против того, чтобы она выставляла себя напоказ, но после долгих и ожесточенных споров ей таки удалось его убедить, что нет ничего предосудительного в том, что ради квартиры она пройдется по подиуму в открытом купальнике. Если же она победит (в чем Сергей ничуть не сомневался), тогда они смогут обменять две однокомнатные квартиры на двухкомнатную и заживут, наконец, как нормальные люди! В самом деле, сколько можно им ютиться в одной комнате? Решив квартирный вопрос, можно будет, кстати, подумать и о ребенке.

Квартиру Надя выиграла, но заниматься обменом не пришлось. Победа в конкурсе закончилась для нее разводом.
Сергей, случайно узнав от своей давней знакомой, как проводился отбор в финал, выгнал Надежду, даже не выслушав ее. Никаких мук ревности он не испытывал, просто стало противно и все. Надя ушла, прихватив с собой всю мебель, а заодно телевизор и холодильник, оставив мужу лишь итальянский двуспальный диван. Отсутствие мебели не слишком беспокоило Сергея: было бы на чем спать, а уж с кем — найдется. Первой дамой, оценившей мягкость пружин шикарного дивана, была та самая знакомая, которая так разоткровенничалась с Сергеем. Ее звали Татьяной, и работала она следователем в одном райотделе с Надеждой. Татьяна тоже участвовала в том конкурсе красоты, проиграв Надежде уже на последнем этапе. О том, что претенденток на квартиру по очереди вызывал к себе Чернявых и за первое место в конкурсе предлагал сделать ему «импичмент», Татьяна рассказала Сокольскому из жгучей зависти к победительнице. Мол, она, как порядочная, отказалась ублажить начальника, а вот Надя, видимо, нет, за что и получила вожделенные ключи и дешевую картонную корону.

 
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 21:00 | Сообщение # 4
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
С тех пор Сергей стал считаться закоренелым холостяком и связывать себя новыми узами не спешил. Страдать от одиночества времени у него не было. Добраться бы домой да отоспаться хоть немного, а затем ни свет ни заря опять лететь на службу, и так каждый день, без праздников и выходных. Для оперативника это нормальный режим работы. Топтать «землю» простым опером всегда труднее, чем сидеть на совещаниях, но он не жалел о своем решении сменить руководящее кресло на рядовую должность. Он слышал, что по поводу его перехода болтают разное, но ему какое до этого дело? Пусть болтают что хотят, если больше нечем заняться. Сам Сокольский предпочитал не распространяться, почему вдруг ни с того ни сего ушел на понижение. О его конфликте с начальником городского УМВД Вячеславом Ивановичем Горбуновым, из-за которого он вынужден был уйти из управления, его новым сослуживцам знать было вовсе необязательно.

Всего каких-то семь лет назад Вячеслав Иванович носил погоны майора милиции и был заместителем у Сокольского. Надо отдать Горбунову должное, он был настоящим трудоголиком, что очень импонировало руководству, поэтому с должности заместителя начальника отделения уголовного розыска его сразу назначили руководить отделом городского управления по борьбе с организованной преступностью. Возглавив отдел, Вячеслав Иванович так преуспел в борьбе с местными мафиози, что вскоре в его гараже появилась вполне приличная иномарка. (Свои старые «Жигули» он с выгодой продал Сокольскому.) Через год Горбунов получил подполковника. С приходом нового начальника слобожанского УМВД полковника милиции Сливченко, у которого Горбунов в свое время начинал службу, его карьера и вовсе стала развиваться семимильными шагами. Сливченко ценил старые кадры и взял Вячеслава Ивановича к себе первым замом по оперативной работе. Не прошло и года, как Горбунову досрочно присвоили специальное звание «полковник милиции». Сокольский же так и остался майором.

Через пару лет Сливченко перевели в министерство, и Горбунов занял освободившееся кресло своего начальника. Надев форменные штаны с генеральскими лампасами, он вспомнил о Сокольском и пригласил его на должность начальника городского уголовного розыска.

Соглашаясь на повышение, Сергей был уверен, что сработается с Горбуновым (все-таки вместе столько лет проработали и вроде бы прекрасно изучили друг друга), но он ошибался. Майор Горбунов, который когда-то был у Сокольского в подчинении, став генерал-майором, превратился в начальствующего хама.
Двадцать лет работы в уголовном розыске так отразились на разговорной речи Горбунова, что он «сыпал по фене» как заправский урка и крыл провинившихся, по его мнению, подчиненных, не стесняясь в выражениях. При Сокольском он поначалу как-то сдерживал себя, но однажды таки сорвался и оскорбил сидящего рядом с Сергеем подполковника, обозвав того козлом. Подполковник сглотнул оскорбление, а вот майор Сокольский взорвался и при всех возмущенно заявил, что это не оперативное совещание (оно, кстати, проводилось в полдвенадцатого ночи), а какой-то «сходняк», на котором подобных выходок, правда, себе никто не позволит, так как за «козла» можно и в морду получить.

Генерал, выслушав гневную тираду начальника розыска, неожиданно растерялся, почувствовав себя опять подчиненным. Результатом этого инцидента стал рапорт Сокольского с просьбой об освобождении его от занимаемой должности. Представление на присвоение ему спецзвания «подполковник милиции» так и осталось на столе у Горбунова неподписанным.

Сергей понимал, что на совещании при начальнике управления повел себя не лучшим образом: коль надел погоны — обязан сдерживаться, но он не умел и не хотел угождать вышестоящему начальству. Служебную карьеру при таком характере не сделаешь. Он и так уже неприлично долго засиделся в майорах, а на должности старшего оперуполномоченного райотдела подполковничьи звезды ему не светят, хоть раскрой он преступление века. Ну, разве что только посмертно…

Сокольский уже собирался уезжать домой, как вдруг ему позвонил дежурный и сообщил, что соседний райотдел задержал Мартынюка Анатолия Ивановича, 1962 года рождения, числящегося в розыске по делу о подрезе в кафе «Молодежное». Сама по себе новость, конечно, хорошая (Сокольский гонялся за этим Мартынюком уже две недели), но вместо того чтобы сейчас спокойно отправиться домой, ему придется ехать за бандитом через весь город в Кировский райотдел. Кировцы, ссылаясь на приказ своего начальника, держать Мартынюка до утра категорически отказывались. Сергей их понимал: содержать задержанного в дежурной части более трех часов без протокола они не имеют права, а оформлять как положено им лень, своих бандитов хватает, чтобы еще с чужими возиться…

Сергей, матерясь на чем свет, взял наручники и поехал на своей «шестерке» забирать Мартынюка, будь он трижды неладен. По всем приказам это с его стороны было грубым нарушением. Для доставки арестанта необходим конвой не менее двух человек и специально оборудованная машина, но кто эти умные приказы соблюдает? Оперативники всегда справлялись сами: сковали бандита наручниками, бросили, чтобы не трепыхался, в багажник (не в салоне же его возить?) и вперед. Через границу таким образом находящихся в розыске преступников вывозили, а тут из соседнего райотдела привезти! Рукой подать…

Мартынюк был далеко не богатырского телосложения, так что в багажнике поместился запросто. Сергей захлопнул крышку, тщательно проверил замок (чтобы бандит случайно не вывалился по дороге) и, утопив педаль в пол, понесся по ночному городу. Когда еще Мартынюку придется прокатиться с таким ветерком?
Улицы были пусты, и можно было гнать сколько душе угодно. Но Сергей, чтобы не иметь ненужных проблем с гаишниками, старался правила не нарушать и аккуратно останавливался на каждом светофоре. В очередной раз притормозив на «красный», он терпеливо дожидался, когда зажжется «зеленый». На «желтый» он, щадя свою развалюху, плавно отпустил сцепление и уже собрался было дать газу, как вдруг сзади раздался оглушительный хлопок и его видавшая виды «шестерка», получив внушительный пинок, пулей вылетела на середину перекрестка…

 
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 21:06 | Сообщение # 5
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
* * *

Мария Леонидовна Крылова — жена директора крупнейшего в Слобожанске издательства «Кипарис», стройная шатенка бальзаковского возраста, садиться за руль сегодня не собиралась, поэтому пила наравне со всеми. Вечеринка посвящалась десятилетию издательства, и празднование было организовано с небывалым размахом, что неприятно удивило Марию. Ее муж Владимир Ильич Курочкин никогда не выбрасывал на ветер лишнюю копейку, а тут вдруг такое веселье! С чего бы это и, главное, для кого это он так раскошелился? Этот вопрос не давал ей покоя весь вечер. Для нее не было секретом, что ее муж считался самым прижимистым издателем в городе. Сколько раз она пыталась убедить супруга заплатить перспективному автору нормальный гонорар, пока его не перехватили другие издательства, — бесполезно. Во всем, что касалось денег, Курочкин никогда на уступки не шел. Выросший в семье работников торговли (отец Курочкина заведовал складом при одном крупном универмаге, а мать всю жизнь проработала на Восточном вокзале буфетчицей и была своей судьбой очень даже довольна), Вова научился считать копеечки еще до того, как перестал писать в штаны. К первому классу он не умел читать даже по слогам, но зато с закрытыми глазами мог отличить бумажный рубль от пятерки. В двенадцать лет он уже стоял рядом с мамой за прилавком и постигал премудрости работы с гирьками и весами. Торговая наука давалась легко (что значит гены!), и к концу школы он умел не хуже мамы задурить голову любому (всучить, к примеру, кило костей на полкилограмма мяса) и надуть доверчивого покупателя со сдачей.

Из торгового техникума, где он промучился целых четыре года, особых познаний Вова не вынес. Для того чтобы понять золотой принцип «купить задешево — продать задорого», протирать штаны в техникуме было вовсе необязательно. В годы повального дефицита он сколотил себе первый капитал и к концу горбачевской «перестройки» владел несколькими киосками, торгующими жвачкой и «паленой» водкой. В книгоиздательский бизнес он попал случайно. Рядом с его киосками стихийно организовался книжный рынок, и Курочкин на пробу тоже выставил пару лотков с книгами. Оказалось, что продавать книги даже выгоднее, чем торговать подпольной водкой. Тогда-то Курочкину и пришла в голову мысль самому производить книги. Издавая начинающих авторов, еще не знающих себе настоящую цену, он заработал на них довольно приличные деньги. Работать с новичками было одно удовольствие. Владимир Ильич, слащаво улыбаясь, уговаривал отдать ему рукопись практически даром, клятвенно заверяя, что уж за вторую книгу он заплатит сполна. Автор, сияя от счастья, что его произведение наконец-то увидит свет, соглашался на любые условия и бежал писать новое.

Владимир Ильич, получая очередную рукопись, тут же запускал ее в печать, но платил как и за первую, если не меньше. При этом он делал грустные глаза и искренне сокрушался, что книга не пошла и весь тираж до сих пор лежит на складе. Если автор начинал роптать из-за копеечного гонорара, Курочкин убедительно сыпал взятыми с потолка цифрами о понесенных издательством убытках и предлагал побыстрее начать работу над третьей книгой. Мол, может быть, хоть тогда удастся возместить затраты на первый тираж. Разумеется, после такого разговора что-то требовать от Курочкина было уже немыслимо. Самые наивные, понурившись, уходили ни с чем; кто побойчее, оперативно наводили справки о других издательствах и больше в «Кипарисе» никогда не появлялись. Этот, прискорбный на первый взгляд, факт Курочкина не очень-то расстраивал. У него оставались оригинал-макеты книг, и если ушедший от него автор вдруг становился популярным, Владимир Ильич мог допечатать сколько угодно левых тиражей. Любому проверяющему всегда можно сказать, что это остатки с первого тиража, поди проверь, сколько тысяч лежит на складе, а сколько на руках у реализаторов! Выпускать неучтенные тиражи было намного выгоднее, чем официально по договору. Во-первых, весь левак реализовывался за наличные деньги, а значит, никаких налогов платить не нужно; во-вторых, прямая экономия на авторском гонораре.

Обманутые авторы рано или поздно обо всем догадывались, но затевать судебные разбирательства с Курочкиным считали ниже своего достоинства. Курочкин же, нисколько не заботясь о собственной репутации, пользовался чужими правами столько, сколько считал нужным. Такая политика неизбежно приводила к оттоку авторов, но Владимир Ильич с выбранного пути уже свернуть не мог, и о повышении гонорара говорить с ним было бесполезно.
Тщетно пыталась Мария доказать мужу, что он ведет себя, мягко говоря, недальновидно. Владимира Ильича ее мнение совершенно не интересовало, и он, распалясь, орал, что отношения с авторами — это его личное дело, а ее место на кухне среди кастрюль и поварешек, так что нечего ей лезть к нему со своими дурацкими советами.
Насчет кухни он был, конечно, прав. Окончив институт, Мария практически ни дня не работала по специальности.

На втором курсе она вышла за Курочкина замуж, а к концу института родила ему сына. Защититься ей удалось на «отлично», но в проектном институте, в который ее направили по распределению, она так и не появилась. Ей нравилось сидеть дома с ребенком, готовить борщи, часами болтать с подругами по телефону, а муж зарабатывал и в те времена вполне достаточно, чтобы ни о какой работе она и не думала.

В прошлом году Владимир Ильич отправил сына на учебу в Лондон, и в связи с этим домашних забот у Маши заметно поубавилось. Теперь у нее появилась масса свободного времени, которое она, честно говоря, не знала куда девать. Раньше ей давали на вычитку авторские рукописи, и она вполне профессионально составляла на них рецензию, но последнее время писателей, желающих работать с «Кипарисом», почти не осталось. Мария пошла на курсы водителей и, получив права, развлекала себя тем, что садилась за руль приобретенного специально для нее двухместного джипа и совершала вояж по магазинам. Она обожала делать покупки и радовалась каждой обновке.
Мария Леонидовна еще не забыла времена очень развитого социализма, когда, для того чтобы приобрести обычные зимние сапожки, нужно было ехать в Москву, где приходилось целый день с выпученными глазами мотаться по магазинам, давиться в очередях, ожидая, когда что-нибудь выбросят, и, помогая себе локтями, пропихиваться к прилавку. В погоне за дефицитным товаром Мария проявляла чудеса выносливости и терпения.

Приехав в пять утра, она занимала очередь и на любом морозе могла выстоять до победного конца. За день она успевала обежать пол-Москвы, скупить все, что планировала, и возвращалась домой груженая, как ломовая лошадь. Владимиру Ильичу, встречавшему поутру жену на платформе, оставалось только изумляться, как она умудрилась привезти из столицы десяток забитых до отказа тяжеленных сумок и как без посторонней помощи ей удалось все это загрузить в купе.

В подобное турне Маше приходилось отправляться не реже раза в месяц (в те годы в родном городе невозможно было приобрести даже сливочное масло), и каждая такая поездка выматывала ее до предела. Вернувшись домой, она потом неделю приходила в себя, залечивая сбитые в кровь ноги и свихнутую от неподъемных тяжестей спину. Так стоит ли удивляться, что походы по современным бутикам, которые при «самом передовом в мире» советском строе можно было увидеть только в кино (не о нашей, естественно, жизни), доставляли ей теперь такое удовольствие.

Помимо магазинов, она постоянно наведывалась в косметический салон, парикмахерскую, еженедельно принимала ультрафиолетовые ванны в солярии, не ленилась в выходные посещать бассейн — в общем, вела обычный образ жизни жены преуспевающего бизнесмена. В таком праздном времяпрепровождении и прошел последний год. За это время Мария прилично, как она думала, научилась водить машину, заметно похорошела, похудела и, красуясь перед зеркалом, чувствовала себя… глубоко несчастной. Для кого, спрашивается, все ее старания? Для мужа? Так она не помнит, когда последний раз с ним спала. Мария сама не навязывалась (еще чего!), а Курочкин, бесстыжая морда, казалось, только радуется этому. Сколько раз ее утонченный носик улавливал, как от него пахнет чужими духами! А эти постоянные презентации, банкеты, пьяные вечеринки якобы с друзьями? Она что, полная дура, не догадывается, что это за друзья? На юбилей «Кипариса» муж, подлец, тоже хотел улизнуть без нее, но тут уж она встала на дыбы: или с ней, или вообще никуда он не пойдет! В конце концов, жена она ему или нет?!

В том, что они уже давно ничего не испытывают друг к другу, ничего удивительного не было. Какой бы сильной ни была в молодости любовь, с годами все тускнеет, и редко кому удается пронести это прекрасное чувство через всю жизнь. Все рано или поздно приедается, и то, что раньше будоражило кровь, со временем превращается в бесстрастное исполнение супружеского долга. Многие не выдерживают охлаждения чувств и находят себе любовниц или любовников. Брак в этом случае больше напоминает собой вооруженный нейтралитет, чем некогда прекрасный союз двух любящих сердец. Но он не распадается, пока в памяти еще остаются воспоминания о тех временах, когда близость доставляла обоим трепетное удовольствие. У Маши эти воспоминания ушли в далекое прошлое, да собственно и вспомнить-то особо было нечего. В молодости она любила другого человека, а замуж за Курочкина выскочила по собственной глупости.

С Сергеем Сокольским она познакомилась на первом курсе. Студенческая пора, как известно, самая счастливая и незабываемая. Второе сентября первого в ее жизни студенческого года Маша запомнила на всю жизнь. В тот день она познакомилась с Сергеем. Казалось, вместе их свела сама судьба: они учились на одном факультете и в одной группе. Это была любовь с первого взгляда. Не сговариваясь, они сели на лекции рядом, а со второй пары сбежали в кино. На сеансе какого-то индийского фильма первый раз поцеловались и поняли, что не могут жить друг без друга. Под знаком восторженной любви прошел весь семестр, и только к началу зачетной недели они сократили свидания до минимума и всерьез взялись за учебу. О свиданиях на время сессии пришлось позабыть, но зато после экзаменов они собирались вместе поехать в Карпаты покататься на лыжах. Несмотря на то что они уже встречались полгода, Маша ничего такого Сергею пока не позволяла. Совместная же поездка на горнолыжный курорт должна была открыть в их отношениях новую страницу…

Последний экзамен Мария сдала на «отлично» и летела домой как на крыльях. Выйдя из метро, она не стала штурмовать переполненный троллейбус. Чем висеть на ступеньках, куда полезней пройтись пару остановок пешком, подумала она, вдыхая морозный воздух. Приятно было осознавать, что все экзаменационные волнения остались в прошлом и впереди ее ждут две чудесные недели зимних каникул.

Свернув с утопающей в новогоднем убранстве улицы в неосвещенный переулок, она не заметила, как следом за ней устремились две темные фигуры. Воровато оглядываясь, они быстро настигли ничего не подозревающую одинокую девушку и, сбив с нее новенькую ондатровую шапку, повалили на снег. Маша, увидев тускло поблескивающее перед ее лицом лезвие ножа, лишилась дара речи. Она была абсолютно беспомощна перед напавшими на нее бандитами и даже не пыталась сопротивляться, когда они потащили ее в ближайший подъезд.

Один из грабителей, дохнув на нее застоявшимся перегаром, предупредил, что отрежет ей ухо, если она посмеет пискнуть. Дальше все происходило как в ужасном сне. Угрожавший ножом двухметровый громила выдернул у нее из ушей золотые сережки с аметистами; второй, ростом пониже, сорвал с ее шеи вязаный шарфик. Отобрав у перепуганной насмерть девушки сумочку, он вывалил ее содержимое на пол. Звякнули ключи, посыпалась мелочь. Бандит сноровисто рассовал по карманам все, что на его взгляд представляло какую-то ценность, и сгреб в кулак мелочь. Недовольные «уловом», грабители вытряхнули Машу из кроличьей шубки и тщательно обыскали. Не найдя припрятанных денег и драгоценностей, они сдернули с нее новенькие сапожки и под угрозой ножа заставили ее снять с себя и юбку. Похотливо разглядывая оставшуюся в одних колготках и нарядной кофточке красивую девушку, налетчики явно не собирались ее отпускать просто так, но тут с лестничной площадки верхнего этажа раздался грозный собачий лай.

— Рвем когти, Витек! — крикнул коренастый бандит двухметровому верзиле, и, схватив в охапку награбленное, они выскочили из подъезда.

Оправившись от пережитого шока, Маша подобрала растерзанную сумочку и вложила в нее нетронутый грабителями конспект по истории КПСС. Все ее остальное имущество, включая и ключи от квартиры, бандиты прихватили с собой. Моля Бога о том, чтобы родители не ушли куда-нибудь в гости, Маша сомнамбулой побрела по заснеженным улицам. Вскоре ее босые ноги занемели от холода, мороз настойчиво пробирался под кофточку, а колючий снег укрыл ее растрепавшиеся волосы белоснежной шапкой. Издали она была похожа на заблудившуюся снегурочку. Встречные прохожие недоуменно оглядывались на нее и крутили у виска, а дворник, сгребавший с тротуара снег, зачем-то обругал ее.

Домой Маша добралась, замерзнув до состояния ледышки. Наскоро объяснив маме, что произошло, она набрала полную ванну горячей воды и только после этого дала волю слезам. В милицию, как ни настаивали родители, Маша заявлять не стала. Пусть, решила она, никто никогда не узнает о том унижении, через которое ей пришлось пройти, попав в лапы к бандитам.

Всю ночь она провела в липком кошмарном бреду. Какой-то монстр в человечьем обличье, глумливо скалясь, душил ее и вырывал из ушей подаренные ей бабушкой сережки. Маша пыталась кричать во сне, но из ее простуженного горла вырывалось лишь жалкое сипение. Утром она проснулась с температурой 39,5. Пришедший по вызову участковый врач поставил диагноз: ангина и двустороннее воспаление легких. Ни о какой поездке в Карпаты, разумеется, не могло быть и речи. Сергею Сокольскому пришлось сдать билеты на поезд, и вместо катания на горных лыжах она все каникулы провела на больничной койке. Сергей каждый день приносил в палату фрукты и цветы, и ей было безумно приятно его внимание. Было лишь до слез обидно и досадно за то, что их романтическое путешествие в зимние горы не состоялось из-за каких-то двуногих существ, назвать людьми которых у нее не поворачивался язык.

Вскоре она пошла на поправку. По мере выздоровления ее перестали тревожить и ночные кошмары. Сергей теперь всегда провожал ее после института и даже иногда оставался у нее ночевать. Ее родители не возражали против того, чтобы их дочь вышла за Сергея замуж, и воспринимали его уже как будущего зятя. К летней сессии на этот раз они готовились вместе и как результат оба сдали ее на повышенную стипендию. Их свадьба была делом решенным, осталось только заработать на нее деньги, и Сергей, оставив Машу скучать дома, со стройотрядом уехал на два месяца в далекую Тюмень…

Однажды в погожий июльский день она сидела на балконе и, лузгая семечки, с тоской взирала на снующих внизу жизнерадостных загорелых прохожих. Прошло уже пол-лета, а она еще ни разу не была на пляже, а ведь скоро в институт, как же ей учиться, не отдохнувши? И как она придет в институт? Бледная как моль и с нездоровым цветом лица? На балконе разве же это загар? Сергею-то хорошо, думала Маша, он там все время на свежем воздухе (в это время он тушил пожар на буровой), а она уже зачахла в городе. Предаваясь столь горестным размышлениям, она не слышала разрывающийся в комнате телефон. Может быть, судьба Марии сложилась бы иначе, если бы ее старый школьный приятель Вова Курочкин, решив, что ее нет в городе, больше не перезвонил. Но он, не зная, чем занять себя (на море все семейство Курочкиных выезжало только через неделю), с методичной настойчивостью обзванивал всех своих подруг, ища, с кем провести оставшееся до отъезда время. Как назло, все его знакомые разъехались на лето кто куда, и тут он вспомнил о Маше. Когда-то он был влюблен в нее, и одно время Маша Крылова отвечала ему взаимностью, но после окончания школы их пути разошлись. Она подала документы в политехнический институт — он направил свои стопы в торговый техникум, продолжать, так сказать, семейные традиции.

Расставшись с Машей, Вова Курочкин за год ни разу о ней и не вспомнил. В техникуме он обзавелся новой подругой, у которой папа был директором автобазы, а Мария Крылова ему не пара. Не зря его родители всегда были настроены против нее, и их можно понять: зачем им невестка из бедной семьи инженеров? Небось голота, только на их добро и метит, с пеной у рта возмущалась мама-буфетчица, когда Вова сдуру заикнулся, что собирается привести Машу в дом. Спорить с мамой он не решался, тем более что насчет «голоты» она была бесспорно права. Чтобы в этом убедиться, достаточно было хоть раз побывать у Марии в квартире. Стыдно кому сказать, но кроме каких-то книг, которыми были забиты все полки, Вова там ничего не увидел. Как же можно так убого жить, удивлялся он, а еще кичится, что у нее родители с высшим образованием! Кому оно нужно, это образование, если она даже не умеет отличить поддельную стекляшку от хрусталя? А этот жалкий коврик над ее кроватью? Хвасталась ему, дурочка, что его еще бабушка покойная вышивала. Интересно, она хоть представляет себе, как ласкают взгляд причудливые узоры настоящих персидских ковров, которыми устелены все полы и стены в его комнате? Бабушка ей вышила… — смех да и только!

Любовь любовью, но нужно и о будущем достатке думать, считал Вова, а то так и проживешь всю жизнь среди этих бесполезных книжек! У Курочкиных с десяток книг тоже набралось бы, но это были дорогие издания. Прекрасно оформленные, они великолепно смотрелись на фоне финской мебели, которую отец Вовика достал по страшному блату. Библиотека, которую он увидел у Маши, была огромной, но ни одной достойной его мебели обложки он не заметил.

Так что, как ни крути, в планы будущей семейной жизни Вовы Курочкина Мария Крылова не вписывалась. По окончании техникума папик обещал пристроить его в какой-нибудь магазин. Не грузчиком, конечно, а хотя бы старшим продавцом, зря, что ли, он так напряженно учился? Верхом карьеры Вова Курочкин считал для себя должность директора магазина, ну а идеальная жена в его представлении — это заведующая овощной базой, например. С чего это ему вздумалось позвонить Марии в тот летний день, он и сам не знал.

Порой наша судьба зависит от таких мелочей, на которые при других обстоятельствах никто бы и не обратил внимания. Зайди Маша в комнату на минуту позже, и ее жизнь сложилась бы иначе. Она дождалась бы Сергея, а Вова Курочкин женился бы на принцессе овощных прилавков. Но у Маши закончились семечки, и она, аккуратно завернув в бумажку шелуху, решила на сегодня солнечные ванны закончить. Позагорала и хватит, теперь можно до вечера поваляться с книжкой на диване. По сравнению с жарой на балконе, в комнате царила приятная прохлада. Сбросив с себя купальник, Маша собралась уже было нырнуть под душ, как опять зазвонил телефон. Она нагишом выскочила из ванной и взяла трубку. Голос Курочкина показался ей необычно привлекательным и… сексуальным. Сергея она не видела уже целый месяц, а молодой женский организм требовал свое…

Уже через час на диване, где она собиралась читать умные книжки, забыв обо всех предосторожностях, билась в объятьях Вовы Курочкина совершенно другая Маша. От былой скуки не осталось и следа. Искушенный в любовных играх Курочкин вертел ею, как хотел, и она, обезумев от нахлынувшей страсти, охотно подчинялась его напору. Осторожный деликатный секс с Сергеем казался ей теперь несерьезной детской забавой.
Через неделю Вова со своими родителями убыл на Черное море, а Маша осталась загорать на балконе. Он хотел было взять ее с собой, но мадам Курочкина подняла такой вой, что больше о Марии он не заикался. На Черноморском побережье длинноногих обольстительниц хватало без нее, и Вовик не скучал ни дня.

Из Тюмени Сергей прилетел на две недели раньше, о чем телеграммой-молнией сообщил Маше заранее. В толпе встречающих ее не было, и он сразу понял, что произошло что-то непоправимое. Хотел позвонить ей прямо из аэропорта, но гулко бьющееся в груди сердце безошибочно подсказало, что его звонка никто не ждет. Мария позвонила через два дня сама. Но он и до ее звонка уже понял, что она предала его.

К началу учебного года Мария уже точно знала, что беременна. Вова Курочкин, услышав от нее эту неприятно поразившую его новость, побледнел, но довольно быстро взял себя в руки. В конце концов, подумал он, что-нибудь подобное должно было когда-то случиться, и Машка — это еще не худший вариант. Умна, стройна, красива, немного приодеть, так с ней не стыдно будет и в люди выйти. Чем не пара для будущего директора магазина? И вообще, хватит слушать мамашу, а то и впрямь, не успеешь оглянуться, как женит на какой-нибудь каракатице. Видел Вова одну такую невесту, то-то уже маманя ее обхаживала! «Сева, твоя дочь прямо создана для моего Вовочки! Ирочка — это его судьба!» — пьяно причитала она, уминая за обе щеки свиные котлеты на дне рождения знакомого мясника с рынка. Мамане-то что, ей бы лишь выгодно породниться с денежным мешком, а спать-то с этой Ирочкой потом ему придется! Дочь мясника, конечно, выгодная партия, кто ж спорит, но уж больно она на свинью похожа: глазки маленькие, поросячьи, даже смеется, как хрюкает, — словом, не красавица. Нос картошкой, под носом пробиваются отвратительные черные усики, задница — вообще полный отпад, еле на стуле умещается, того и гляди ножки у него подломятся. Вове же всегда нравились тонкие и звонкие, а этой корове только восемнадцать недавно стукнуло, а уже успела набрать с центнер живого веса, что дальше-то будет? Нет уж, спасибо, не нужно ему такого счастья!

Маша, почувствовав его сомнения, трогательно прижалась к нему своим худеньким плечиком, и он, обреченно вздохнув, решился. Его родители поначалу приняли сообщение о предстоящей женитьбе сына в штыки, но деваться было некуда, и они, посокрушавшись для порядка, в конце концов согласились.

К будущей свадьбе Курочкины стали готовиться с купеческим размахом. Володя целыми днями носился по магазинам, что-то там заказывал, приобретал; его мать корпела над списком приглашенных, стараясь никого не забыть из нужных людей, а отец взял на себя обеспечение свадебного стола дефицитными продуктами. Родители Марии тоже из кожи вон лезли, внося свой посильный вклад в общий котел. Все завертелось, закрутилось в предпраздничном хороводе, только одна Маша почему-то оставалась безучастна ко всем свадебным приготовлениям…

Сокольского она встретила в последний день августа у дверей деканата. Она шла под руку со своим женихом и сделала вид, что с Сергеем незнакома. Сергея это просто потрясло. Никаких особых объяснений до этого между ними не было, но ее отсутствующий взгляд был для него теперь красноречивее всяких слов.

Объясниться Маше с Сергеем все же пришлось. Хотя они сидели теперь порознь на лекциях, их по-прежнему тянуло друг к другу. Ей не хотелось терять Сергея, и показная холодность давалась ей с огромным трудом. Она видела, как он переживает ее измену, и, если бы не беременность, бросилась бы в его объятья не раздумывая, но об аборте не могло быть и речи. Положение у Марии было безвыходное, и Сергей это прекрасно понимал. Поэтому, когда она, не выдержав и недели, призналась, что по-прежнему любит его, Сергей сразу простил ее. Они опять бродили по осеннему парку и целовались на глазах у прохожих, но отменить свадьбу с Курочкиным Маша не решилась. Она оценила порыв Сергея принять чужого ребенка как своего, но согласиться с его предложением у нее не хватило смелости. Уже заказано безумно дорогое свадебное платье, Вова купил обручальные кольца высшей пробы, приглашены родственники с обеих сторон, ее родители, чтобы не ударить в грязь лицом, влезли в кошмарные долги, и вдруг вот так все взять и отменить? На такой поступок она решиться не смогла…
Свадьба состоялась в конце октября. Мария выглядела потрясающе. Только-только начинающий проявляться животик был почти незаметен, и она так нравилась себе в подвенечном платье, что не удержалась и пригласила на свое торжество и Сергея, предложив ему стать другом их семьи. Он пожелал ей счастья, но присутствовать при ее бракосочетании наотрез отказался.

На этом их романтические отношения, пожалуй, закончились бы. Маша нянчила бы ребенка и вскоре забыла бы Сергея, но на седьмом месяце у нее случился выкидыш, и все закрутилось вновь. Мария несколько раз уходила от Курочкина и обещала Сокольскому в ближайшее время развестись, но в последний момент вдруг что-то неожиданно менялось в ее планах и она возвращалась к мужу. В такой неразберихе прошло почти четыре года. Мария, умело поддерживая в Сергее надежду, каждый раз по каким-то ей одной известным причинам откладывала развод. Сергей давно понял, что ей просто нравится держать его на коротком поводке, но оттолкнуть ее не мог. Он любил ее и потому всегда прощал. Была в непостоянстве Марии одна устойчивая закономерность: она бросала мужа, как только замечала, что у Сергея появлялась новая пассия. Это была обычная бабья ревность, и ее метания туда-сюда продолжались бы бесконечно, но под конец пятого курса Маша, несмотря на все предпринимаемые ею меры предосторожности, вновь забеременела от Курочкина и на этот раз благополучно разрешилась здоровым малышом. Молодая мама была на седьмом небе от счастья, и о разводе с мужем теперь не могло быть и речи. Сергей же в студенческие годы так и не женился.
С тех пор минуло почти два десятилетия. За все это время они виделись лишь два-три раза, и то случайно. Мария после этих встреч долго грустила, Сергей, впрочем, тоже...

Владимир Ильич редко брал жену на увеселительные мероприятия. У него свой круг знакомых, у нее свой, и никто ни к кому в душу не лезет. Раньше их объединяла забота о сыне, но теперь тот вырос и, кроме денег, ему от родителей ничего не нужно. Звонил недавно. Сообщил, что чувствует себя в Лондоне отлично, постоянно совершенствует свой английский, поэтому вышлите еще денег. Все. Ни тебе здрасьте, ни до свидания…

Десятилетие издательства Курочкин тоже вознамерился отпраздновать без жены, но когда она заявила, что пойдет на юбилей вместе с ним, он отказать ей не посмел.
Маша будет для него, конечно, обузой на запланированной вечеринке, но при первой же возможности он постарается от нее отделаться. И так из-за нее пришлось существенно урезать развлекательную программу. В частности, срочно отменить оригинальный стриптиз в исполнении шикарных девочек по вызову из агентства «добрых услуг» «Русалочка». Любоваться длинноногими путанами в присутствии жены Курочкину было как-то неловко. В прошлом году он уже приглашал их, и все гости остались чрезвычайно довольны. Особенно восторгался раздевающимися под музыку «русалочками» начальник налоговой милиции Слобожанска Иван Иванович Крысин. Его Курочкин пригласил тогда в первый раз, и завести с ним дружбу так сразу не получилось. Но Владимир Ильич на это не очень и рассчитывал. Достаточно было того, что они лично познакомились, а там уже не за горами были и более доверительные отношения. Поэтому на эти юбилейные торжества он возлагал большие надежды. Он лично позвонил налоговику и, рассыпаясь в любезностях, вкрадчиво поинтересовался: гость будет с женой или нет? Узнав, что милицейский начальник будет один, Курочкин ненавязчиво намекнул, что после официальных праздничных мероприятий он подготовил для самых почетных гостей небольшой сюрприз. Против сюрприза Иван Иванович не возражал.

Ничего нового, кроме проверенного развлечения — баня с девочками, Курочкин, впрочем, не придумал. Услуги «русалочек» стоили недешево, но, чтобы завоевать расположение нужных людей, стоило немного раскошелиться. Для себя же в целях экономии он решил взять в сауну свою секретаршу Яну, которая ничуть не уступала профессионалкам и готова была ублажать его за установленную ей зарплату, поскольку развлекать шефа входило в ее прямые служебные обязанности.

Присутствие жены на банкете внесло определенные коррективы в планы Владимира Ильича, но обещанный налоговику сюрприз он отменять не собирался. В баню с ним Маша, конечно, не поедет, и Ильич рассчитывал, что ему легко удастся избавиться от ее общества.

Напрасно Мария удивлялась несвойственной мужу расточительности. Внакладе он оставаться не собирался, и все понесенные им затраты с лихвой должны были покрыться за счет уклонения от уплаты налогов. Поэтому ему позарез нужно было заручиться поддержкой главного налогового милиционера Слобожанска. Для чего вообще устраиваются все эти шумные фейерверки, презентации, банкеты? Преуспевающие бизнесмены решили порадовать себя крутым праздником? Отчасти верно, но в основном подобная шумиха затевается в рекламных целях: мол, посмотрите, как мы щедры, богаты и крепко стоим на ногах! Несите нам свои денежки, дружите с нами, и вы так же будете счастливы, как и мы!

Юбилей начался замечательно. Все приглашенные произносили хвалебные тосты, и даже сам Иван Иванович сказал несколько теплых слов в адрес издательства и Курочкина лично. При этом он все время почему-то поглядывал на его жену. Ничего странного в его повышенном внимании к Марии не было: она как всегда была завораживающе красива, а в этот вечер особенно. На ее фоне Яна выглядела облезлой крысой. Курочкин чертыхался про себя, что забыл предупредить секретаршу одеться поприличнее. В смысле не так, как на работу. Укороченная кожаная юбка, обнажающая ноги до того места, откуда они, собственно, растут, годилась для офиса, но в ресторане это выглядело весьма вульгарно. Маша же в вечернем платье от лучшего кутюрье Слобожанска, которое он, кстати, видел на ней впервые, смотрелась настолько эффектно, что Крысин не отходил от нее весь вечер, и Курочкин уже стал подозревать, что тот, забыв о предстоящем сюрпризе, явно положил глаз на его жену.

При других обстоятельствах такое развитие событий Владимира Ильича вполне бы устроило: Маша, окрутив начальника налоговой милиции, могла принести немало пользы издательству, но Курочкин неожиданно почувствовал, что ревнует. Ревновал он, впрочем, напрасно. Мария, когда назойливость Ивана Ивановича ей порядком надоела, весьма грубо отшила его. Курочкин знал, что когда надо, она умела поставить на место кого угодно. И хотя в отношении начальника налоговой милиции нужно быть все-таки сдержанней в выражениях, мысленно он все же поаплодировал ей. Крысин, не ожидавший от Маши такого отпора, злобно насупился и весь вечер косо поглядывал в ее сторону. Чтобы задобрить его, Курочкину пришлось срочно подключать Яну. Она выполнила поставленную перед ней задачу срочно обольстить налоговика. К окончанию банкета Иван Иванович заметно повеселел и, позабыв о неприятном инциденте с супругой хозяина бала, вожделенно теперь пялился на его секретаршу.

С Машей, как Владимир Ильич и предполагал, не возникло затруднений. Когда все гости уже изрядно набрались, она, предупредив мужа, чтобы сильно не напивался, ушла по-английски, не прощаясь, чему тот был несказанно рад. Теперь уже все шло строго по плану, и если больше никаких эксцессов не возникнет, начальник налоговой милиции, считай, у него в кармане…

Маша вернулась домой на такси и стала терпеливо дожидаться возвращения мужа. Он обещал ей не слишком задерживаться, но, кивнув в сторону прилипшего к Яне налоговика, туманно намекнул, что могут возникнуть определенные обстоятельства. Мария сделала вид, что все поняла, и возражать не стала. Настроение у нее было превосходным. Сегодня она вознамерилась возобновить с мужем прежние отношения. В самом деле, сколько же можно дуться друг на друга? С последней ссоры прошло уже два месяца, и за все это время они ни разу не занимались любовью. Маша, конечно, подозревала, что ее муж вовсе не страдает от воздержания и наверняка нашел в лице Яны утешительницу, но относилась к этому с философским спокойствием, старательно делая вид, что ни о чем не догадывается. Она понимала, что жизнь у такого пройдохи бизнесмена, как ее Курочкин, тяжелая, нервная, постоянные стрессы — так и до инфаркта недалеко, а наукой доказано, что секс — это лучшее средство от любых стрессов, так что черт с ним, пусть забавляется, лишь бы какую-нибудь заразу от этой Яны не подцепил. Ревновать же к этой безмозглой дуре было просто глупо. Маша была уверена в том, что муж использует Яну как резиновую куклу: быстренько вдул, облегчился, так сказать, и опять за работу. Чего тут ревновать-то?

Однажды, рецензируя очередную рукопись, она прочла рассказ о том, как ревнивая жена пришла на работу к мужу устроить скандал из-за его секретарши. Муж, ничуть не смутившись, пояснил, что никаких поводов для ревности нет и быть не может, а секретаршу он держит исключительно для забавы. Любопытная жена поинтересовалась, что это за забавы такие, и тут же получила ответ на свой вопрос. Муж развернул ее лицом к столу и, задрав юбку, грубо сорвал с нее трусики. Нельзя сказать, что жене такой напор не понравился, но когда муж после скоротечного секса стал деловито застегивать штаны, она разочарованно поинтересовалась: «И это все?» Тот, поправив узел галстука, ответил: «А что же ты хотела, для секретарши большего и не положено!»

Маша из прочитанного сделала для себя соответствующие выводы и больше ревностью себя не изводила. Но одно дело, когда развлечения на работе не отражаются на семейных отношениях и муж дома добросовестно исполняет все свои обязанности, и совсем другое, когда он, паразит, на законную супругу и смотреть не хочет! Два месяца, паршивец, даже не заходит к ней в спальню, куда ж это годится? Сейчас, нежась в ванне, она, представляя себя в мужских объятиях, дала волю своим эротическим фантазиям и с трепетом ожидала, когда они осуществятся. Но время шло, а муж и не думал возвращаться. Маша выключила воду и вышла из ванной, накинув на голое тело махровый халат. Не зная, чем себя занять, она включила телевизор. Шел какой-то тошнотворный «ужастик», и она, взяв в руки пульт, стала щелкать по каналам. Остановившись на эротическом фильме, она ощутила неудержимый прилив желания. Схватив сотовый телефон, она решила немедленно вызвать мужа.

На ее звонок ответила явно нетрезвая девица. Мария, подумав, что ошиблась номером, хотела сбросить вызов, но тут трубкой завладел ее благоверный. На ее естественный в столь поздний час вопрос: «Когда ты будешь дома?» он под развязный девичий хохоток ответил: что очень занят «по работе» и когда освободится, не знает. Почувствовав себя глубоко оскорбленной, Маша в сердцах шарахнула мобильник о стену. От былого томления не осталось и следа. Осознав, что ею пренебрегли ради общества какой-то проститутки, она металась по комнате, как разъяренная тигрица. Открыв бар, она прямо из горлышка отхлебнула приличную дозу виски и стала спешно одеваться. Схватив ключи от машины, Маша фурией вылетела из дома и побежала к стоящему в полной боевой готовности джипу. Двухсотсильный двигатель завелся с полуоборота. Не тратя времени на его прогрев, она нажала кнопку дистанционного управления, и тяжелые ворота услужливо разъехались в стороны. Маша яростно вдавила педаль газа, и джип на сумасшедшей скорости вырвался на заснеженную улицу.

Одиноко стоящие на светофоре серые «Жигули» она заметила слишком поздно. Виски ударило в голову, и Маша неслась, не разбирая дороги. Перед самым светофором колесо ухнуло в какую-то яму, и джип стало уводить в сторону. Маша попыталась вывернуть руль, но на гололеде автомобиль потерял управление, и она на полном ходу въехала в «Жигули»…

 
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 21:09 | Сообщение # 6
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
* * *

Выхватив из наплечной кобуры взведенный «ПМ» Сокольский выскочил из машины. Первая мысль была о возможном нападении: при таком конвое, как у него, отбить Мартынюка было проще простого. Он выводил бандита через парадный вход, мало ли кто мог выследить?..

Таранивший его джип застыл посреди перекрестка и не подавал признаков жизни. Не считая разбитой фары, он почти не пострадал, зато машина Сергея выглядела плачевно. Багажник был смят в гармошку, а из-под открывшейся от удара крышки маячила испуганная рожа Мартынюка. Увидев разъяренного мента, он от греха подальше нырнул обратно в багажник.

— Еще раз высунешься, голову оторву! — рявкнул на него Сергей.
— Обделался я, начальник! — пожаловался Мартынюк.
Сергей, уловив в воздухе специфический запах, брезгливо поморщился.
— Твои проблемы! — фыркнул он и попытался захлопнуть багажник. Искореженная крышка опустилась, но замок не закрылся. «Потом ее закреплю чем-нибудь», — подумал Сергей и, поставив пистолет на предохранитель, сунул его обратно в кобуру. Интуиция подсказывала ему, что никакой опасности водитель джипа собой не представляет, но кобуру застегивать не стал, всякое бывает на ночных дорогах. Чтобы опять привести оружие к бою, ему понадобится секунда, не более, так что успеет, случись что.

Идиотские инструкции, запрещающие досылать патрон в патронник, Сергей никогда не соблюдал. Опасаться нужно вот таких нештатных ситуаций, а не собственного табельного оружия и проверяющих, считал он, и был, конечно же, прав. Сколько сотрудников милиции погибли только потому, что не успели вовремя передернуть затвор? По нормативам на приведение оружия в боевую готовность отводится четыре секунды. За это время нужно успеть открыть кобуру (сгоряча непременно что-то заедает), достать из нее пистолет, снять его с предохранителя, передернуть затвор и прицелиться. Из автомата Калашникова за эти роковые секунды бандиты успеют расстрелять целый взвод…

Как только Сокольский спрятал пистолет, водительская дверь джипа тут же распахнулась, но водитель и не думал выходить. Распираемый справедливым негодованием, Сергей направился к нему, намереваясь вытащить виновника ДТП за шиворот.

— Маша, какими судьбами?! — изумленно воскликнул он, узнав в судорожно вцепившейся в руль женщине свою бывшую возлюбленную.
— Сережа! — несказанно обрадовалась ему Маша. — Так это в тебя я только что врезалась? Ну надо же… — удивленно протянула она.
— Где это ты так набралась? — укоризненно спросил Сергей, помогая ей выбраться из машины.
— А, ерунда! — пошатнувшись, Маша повисла у него на шее.
— Когда ты за рулем, это вовсе не ерунда! — строго заметил Сергей.
— Вообще-то я не пью, просто сегодня так получилось, — икнув, начала оправдываться она.
— Ну ты, Машка, даешь! — пробормотал он, косясь на свою разбитую машину.
— А, это… — Маша небрежно махнула рукой на искореженную «шестерку». — Мы тебе вместо этой консервной банки теперь нормальную тачку купим!
— Мы — это кто? — ехидно спросил Сергей.
— Мы — это в смысле я, Мария Леонидовна, собственной персоной! — Маша опять икнула. — Знаешь, а я ведь чуть не описалась от страха, когда ты вдруг выскочил с пистолетом, — доверительно призналась она.
— Извини, что я тебя так напугал.
— Так и быть, прощаю! Только в следующий раз не бросайся на меня с оружием.
— Я надеюсь, такого следующего раза у нас не будет, — усмехнулся Сергей.
— Ты разве не рад, что мы наконец-то встретились? Мы же столько лет не виделись! — обиделась Маша.
— Да нет, что ты, я тебе очень рад! — поспешил успокоить ее Сергей. — У нас с тобой прямо встреча на Эльбе, но давай все-таки сматываться отсюда, пока гаишники не подкатили.
— Гаишники — фигня! Сотка баксов, и никаких проблем! — уверенно заключила Маша. — Да, кстати, если ты мне рад, то почему до сих пор не поцеловал?
— Мы тут не одни, — Сергей приоткрыл багажник.
— Здрасьте! — поприветствовал из багажника Мартынюк.
Маша на несколько секунд лишилась дара речи.
— Это еще что за чучело? — протирая глаза, пролепетала она.
— Так, пассажир один, — пояснил Сергей, закрывая багажник.
— А… — понимающе протянула Маша, — это все ваши ментовские штучки, да?
— Ну, в общем-то, да, — согласился он. — Сейчас мне нужно сдать этого клоуна в райотдел, а потом мы можем с тобой где-нибудь отметить нашу встречу. Ты в таком состоянии рулить-то сможешь?
— А я до этого что делала? Да я знаешь как классно машину вожу! — похвасталась она.
— Имел уже возможность убедиться…
— Да ну тебе издеваться! Во всем виноват только этот чертов гололед.
— Ладно, проехали, — Сергей с сомнением посмотрел на Машу. Садиться за руль ей, конечно, нельзя, подумал он, но не стоять же им до утра на этом дурацком перекрестке. — Ты уж будь поосторожней, пожалуйста! — предупредил он, подсаживая ее на подножку джипа.
— Не беспокойся, у меня машина на автопилоте сама ездит! — заявила она, устраиваясь поудобней, и уверенно положив руку на переключатель скоростей, поинтересовалась: «А куда ехать-то?»
— Следуй за мной — тут недалеко. Только я тебя прошу: соблюдай, пожалуйста, дистанцию! Еще один такой гололед, и ты моего бандита точно укокошишь.
— Конечно, конечно! — заверила она, перед тем как захлопнуть дверцу. Резко дав задний ход, она откатилась метров на двадцать и, мигнув уцелевшей фарой, дала понять, что готова к движению.

Сергей погрозил ей кулаком и, проверив еще раз крышку багажника, сел за руль своей пострадавшей «шестерки». Всю дорогу он с тревогой посматривал в зеркало заднего вида, но Маша послушно держалась на приличном расстоянии, так что добрались без приключений.

Передача бандита в дежурную часть много времени не заняла, и вскоре Сокольский, оставив на ночь свою машину во дворе райотдела, подстраивал под себя водительское сиденье джипа. Маша с учительским видом сидела рядом и разъясняла ему назначение различных кнопок. Освоившись, Сергей уверенно повернул ключ зажигания — мощный двигатель отозвался ровным гулом, и сразу же ожил бортовой компьютер.

— Как в самолете! — восхищенно сказал он, плавно отпуская сцепление. — Тебя сразу домой отвезти или, может, сначала заедем в какое-нибудь кафе?
— Куда угодно, только не домой! — в сердцах выпалила Маша.
— Что так, опять со своим Ильичом поссорилась?
— Ты не поверишь, но на этот раз я твердо решила к нему больше не возвращаться, — грустно произнесла она, и Сергею показалось, что в ее глазах блеснули слезы.
— Тогда едем ко мне, — предложил он.
— А твоя жена разве не будет возражать? — осторожно поинтересовалась Маша.
— Я давно развелся, так что никакой жены у меня нет, — сообщил Сергей.
— Это для меня новость! — оживилась она. — Я, может быть, тоже скоро стану свободной.
— Я бы на месте твоего мужа никогда не дал бы развод такой потрясающе красивой женщине, как ты.
— Ну, насчет потрясающей красоты ты мне бессовестно льстишь!
— Нет, честно, ты прекрасно выглядишь! — Сергей чуть было не брякнул «для своих лет», но вовремя осекся. Напоминать женщине о ее возрасте — большей бестактности не придумаешь.

— Спасибо! — улыбнулась она. — Услышать от тебя комплимент мне очень приятно. Ведь последние годы мы даже не звонили друг другу.
— Но я-то всегда верил, что судьба еще сведет нас, — задумчиво произнес Сергей.
— Я тоже… — тихо отозвалась она, думая о чем-то своем.
Сергей, внимательно следя за укрытой свежевыпавшим снегом дорогой, вспоминал о тех счастливых днях, когда они были вместе. Вдыхая исходящий от Марии тонкий аромат ее духов, он чувствовал легкое головокружение. Она была для него желанна, как и в далекие студенческие годы…
— Ну вот мы и приехали, — наконец сказал он, притормозив возле серой пятиэтажки. — Не забыла, где я живу?
— Нет, конечно! Третий подъезд, третий этаж, квартира номер пятьдесят, как у Булгакова в «Мастере и Маргарите».
— Умница! Закрывай свой чудо-автомобиль и пошли.
— У меня сейчас такое чувство, будто я была здесь только вчера, — оглядываясь по сторонам, произнесла Маша.
Отойдя на пару метров, она обернулась к автомобилю и, вскинув руку с брелком, поставила его на сигнализацию.
— Порядок! — удовлетворенно буркнула она. — Не удивлюсь, если у тебя в квартире та же мебель, что и двадцать лет назад! — сказала она, заходя в подъезд.
— К твоему сведению, у меня вообще нет мебели! — сообщил ей Сергей. — Старую Надя продала, а новую забрала с собой, — пояснил он.
— Как же ты живешь? — ужаснулась Маша.
— Мне что, много надо? — пожал он плечами. — Вешалка в прихожей осталась, форму есть где повесить и ладно, да и диван я отстоял. Не на раскладушке же мне спать!
— Диван — это хорошо, — согласилась она.
— Думаю, на моем диване тебе очень понравится! — сказал Сергей, приглашая ее в квартиру.
— Что понравится? — вкрадчиво спросила она, поправляя в прихожей прическу.
— Проходи в комнату — сама узнаешь!
— Да это не диван, а сексодром какой-то! — восторженно отметила Маша. — А ну, признавайся, со сколькими бабами ты на нем переспал? — напустилась она на Сергея.
— Какие бабы?! Я ждал только тебя! — заверил он.
— Вот врун! — вздохнула Маша. — А впрочем… — Что, «впрочем», она договорить не успела: Сергей уже жадно целовал ее податливые губы.

* * *

— Да ладно, батя, хватит орать! — пробасил Дима. — Доктора прохлопали, а я что, отвечать за них должен?!
— Ты как это с отцом разговариваешь?! — взревел Батон.
— Нормально разговариваю! — огрызнулся Дима. Отца он давно не боялся. Через неделю ему стукнет уже восемнадцать, считай взрослый мужик, кого ему бояться-то?
Батон оценивающим взглядом посмотрел на своего отпрыска и удовлетворенно хмыкнул. Хорош лоб вымахал, нечего сказать!
— Ну ты это… — примирительно протянул он, — полегче на поворотах, а то не посмотрю на твои накачанные бицепсы и выпорю как щенка!
— А я че? Ты ж сам на меня наехал! Ну, воткнула коза, я-то тут при чем? Я и двинул ее всего-то пару раз, чтоб не борзела, кто ж знал, что она такая хлипкая окажется? — начал оправдываться Дима. Ссора с отцом никак не входила в его планы. Он хотел выклянчить у него побольше денег и как следует оттянуться, чтобы поскорее забыть обо всех свалившихся на его голову неприятностях. Он хоть и хорохорился перед отцом, строя из себя отморозка, которому типа все по фигу, но все же порядком перетрусил, узнав о том, что избитая им на дискотеке девчонка скончалась в больнице.
— Ты смотри, двинул он пару раз всего, тоже мне невинное дитя нашлось! — возмутился Батон. — На свои грабли-то посмотри, такими колотухами быка завалить можно!
— Да я в жизни теперь баб пальцем не трону! — Дима виновато уставился на свои пудовые кулаки.
— Сопляк, скажи спасибо, что я тебя из ментуры вовремя выдернул, раскололи бы тебя как гнилой орех.
— Короче, клал я на этих ментов! — хмыкнул Дима. — Они сразу обломались, как узнали, кто у меня батя.
— Попал бы ты не в дежурку, а к волкодавам из уголовного розыска, куда бы все твое геройство делось! — язвительно процедил Батон. — Все, неделю сидишь под домашним арестом, и на этом базар окончен! — сказал он, как отрезал.
— Ну с Рембо-то хоть можно на полчасика выйти? — заканючил Дима.
— С Рембо уж ладно, разрешаю, — смилостивился Батон, посмотрев на развалившегося в кресле питбуля. Тупая рожа собаки не выражала никаких чувств, но он знал, что натасканный на охрану хозяина Рембо вопьется в глотку любому, кто посмеет приблизиться к его сыну. — Я тебя вроде отмазал, но от ментов можно ожидать любой подлянки, так что смотри: с нашей улицы чтоб ни на шаг! — строго предупредил он.
— Да понял, понял я, — насупился Дима. Попросить денег у отца он так и не решился. Кой-какие собственные сбережения у него имелись, так что под «арестом» ему сильно скучать не придется. Девочку для развлечений можно и на дом вызвать, не проблема. Завтра отец уедет на работу, и можно будет свободно предаваться разврату.

Мысли о сексе несколько взбодрили его. Дима закрылся у себя в комнате и достал припрятанную от отца газету с рекламными объявлениями интимных услуг.

— «Обжигающий разговор, эротические фантазии», — прочитал он вслух первое попавшееся на глаза объявление. — «Фигня все это!» — подумал Дима. Самоудовлетворением он после одного постыдного случая не занимался. Еще учась в девятом классе, он однажды так увлекся, просматривая порносайт в Интернете, что не заметил, как в комнату зашла мачеха — молодая стройная деваха, чуть старше самого Димы. Конфуз был ужасный…
Мамы у Димы не стало, когда ему было всего девять лет. Отец говорил, что у нее был инфаркт, но, став постарше, Дима от соседки узнал, что никакого инфаркта у его матери не было: просто она была наркоманкой, а умерла оттого, что перебрала с дозировкой. Во второй раз Батон женился на пустоголовой блондинке — танцовщице из элитного ночного клуба. Инга, так звали новую жену отца, была великолепно сложена, и Дима обожал за ней подглядывать. Мачеха же дверь в ванную комнату за собой специально не закрывала — пусть молодой дурень подглядывает себе в щелочку сколько угодно. Ее это ничуть не смущало, и ей даже нравилось дразнить созревшего для половой жизни подростка. За сорокасемилетнего Батона Инга вышла исключительно по расчету. Она любила деньги и красивые машины — она их получила, а вот в интимной жизни чувствовала себя неудовлетворенной. Обрюзгший, похожий на бегемота муж не способен был зажечь ее в постели, и секс с ним Инга воспринимала как неприятную повинность, а вот развлечься с его подрастающим наследником она была не прочь.

В доме, больше напоминающем средневековую крепость, они жили втроем: Дима и отец с молодой женой. Каждый спал в своей комнате. Комната Дмитрия была на втором этаже, напротив располагались апартаменты Инги, отец же спал в угловой комнате на первом этаже, основную площадь которого занимала огромная, почти на весь этаж, гостиная. Батон не дурак был выпить и если надирался, то подняться по крутой лестнице в спальню к жене был просто не в состоянии. Инга тащить его на себе не собиралась. Ублажать пьяную свинью, как она про себя величала мужа, у нее не было ни малейшего желания, так что разделенные этажами комнаты ее очень устраивали. Туалет и ванная имелись на каждом этаже, только на первом была устроена роскошная джакузи, а на втором скромные душевые кабинки. У Инги своя, у Дмитрия — своя.

В отсутствие главы семьи они пользовались одной: Дима вызывался потереть ей спинку, но этим, естественно, не ограничивался. Мачеха была старше Димы всего на три года, так что никакого дискомфорта при таком общении молодые люди не испытывали.

Вспомнив о сексапильной мачехе, Дима не на шутку завелся. Была бы она дома, ему не пришлось бы думать, как скрасить время в заточении, но сейчас Инга отдыхала на французской Ривьере, и вернется она только в четверг. Сегодня же лишь вторник. Батон из-за предвыборных хлопот сам поехать не смог, а вынужден был отправить с ней личного водителя, который заодно выполнял и функции охранника. На Ривьеру гораздо удобнее было лететь на самолете, но Инга самолетам не доверяла. Трястись же сутками в поезде она тоже отказалась, поэтому пришлось для поездки выделить ей спортивный «БМВ». Машина была зверь и летела по трассе со скоростью легкомоторного самолета, отчего Инга приходила в неописуемый восторг. На машинах ездить она почему-то совершенно не боялась.

Отвергнув с ходу вариант с сексом по телефону, Дима выписал себе несколько альтернативных номеров. Первым у него в списке значился телефон агентства «Второе дыхание», которое гарантировало клиенту незабываемые впечатления в обществе двойняшек «Восточная изюминка». Класс, подумал Дима, но заказывать «изюминок» не решился. И дураку ж ясно, что эти восточные штучки стоят не одну сотню долларов. «Мулатки-шоколадки» тоже показались ему не по карману. Для несостоятельных лохов там было четко написано: «Дорого!» Следующий номер телефона, привлекший его внимание, обещал плотские радости попроще. «Удовлетворим!» — откровенно гласила реклама, и Дима решил остановиться на ней. Конкретно и без всяких там выкрутасов. Позвонив по этому телефону, Дима был несколько обескуражен низкими ценами на услуги красавиц. Можно себе представить качество этих услуг, разочарованно подумал он, но выбирать не приходилось: в карманах у него еле наскреблось тридцать долларов.

— Рембо, ко мне! — крикнул он, и питбуль тут же оказался у его ног. Надев на пса боевую сбрую, Дима вышел с ним погулять, но прогулка не доставила ему никакого удовольствия. Погода была премерзкая: в лицо сыпал колючий мелкий снег, а промозглый ветер продувал насквозь. Дима, поеживаясь на ветру, стал поторапливать собаку. Рембо, суетливо задирая лапу у каждого столба, по-быстрому отметился и, натянув поводок, танком попер домой. Гладкошерстный пес обожал тепло, а тут такое творится, что нормальный хозяин его на улицу бы никогда не выгнал. Рембо особой щепетильностью не страдал и, когда его забывали выводить, запросто мог напустить лужу и дома, укромных мест для этого в двухэтажном особняке хватало. Так что особой необходимости в продолжении прогулки пес не видел и торопился в уютные хоромы не меньше своего хозяина.
К возвращению Димы Батон уже храпел на весь дом. Воровато поглядывая на диван, с которого доносились раскатистые похрюкивания, Дима первым делом проверил карманы висевшего на стуле пиджака отца. По мелочи он подворовывал давно. В дорогом кожаном портмоне отца доллары никогда не переводились, и если сильно не наглеть, то двадцаточку всегда можно было умыкнуть. Батон деньги никогда не проверял и за один вечер запросто мог просадить в кабаке тысячу баксов и больше. Сына же он старался держать в черном теле и выделял ему на карманные расходы не более сотни в неделю. Этих ста долларов Диме никогда не хватало, и он потихоньку пополнял свой бюджет из кармана отца.

Просить он не любил, так как отец начинал допытываться, почему Диме не хватило выделенной на неделю суммы. Кстати, Батон абсолютно не догадывался, что его сынок пошел по стопам матери. Та тоже поначалу баловалась «травкой», ну а чем все это закончилось, известно…

Познакомился с наркотиками Дима под чутким руководством своей мачехи. Однажды она угостила любопытного пасынка сигаретой с марихуаной, а потом, решив, что хватит ему подглядывать в щелочку, разрешила наконец «потереть ей спинку». Вреда от здорового секса никакого, но вот наркотики вряд ли им обоим шли на пользу.

Сама Инга давно перешла на кокаин, но держала это в строжайшей тайне. От Димы она почти ничего не скрывала, а бывало, что и лазила по карманам мужа на пару с ним, деля прибыль пополам, но о кокаине из жадности помалкивала. Порошок был во много раз дороже мусорной конопли, и она, не желая ни с кем делить драгоценный порошок, нюхала в гордом одиночестве. Ни Инга, ни Дима наркоманами себя не считали, и оба были уверены, что могут обходиться без наркотиков. Просто под дозой мир для них становился ярче, а ощущения и вовсе казались божественными. Инга, признавая всю пагубность наркотиков, находила для себя оправдание в том, что, мол, этим грешат многие звезды эстрады и кино и ничего плохого с ними не происходит. Нужно лишь знать меру и никогда не садиться на иглу. А нюхнуть — это так, ерунда, курить ведь намного вреднее. Ну а этому бугаю Диме (весь в папу пошел: кость широкая, лапы как грабли, рост под два метра, тут он перерос отца на две головы) одна сигарета марихуаны как слону дробина...

Выудив из бумажника отца полтинник, Дима поспешно сунул его в карман. Порядок, подумал он, на девочку по вызову хватит, а там, глядишь, скоро и Инга вернется. Отец все равно целыми днями на своих выборах торчит, так что времени уединиться у них будет предостаточно. Накувыркаются вдоволь и, что самое приятное, совершенно бесплатно. Застигнуть их врасплох было невозможно: Батон сам требовал, чтобы двери изнутри всегда были закрыты на три засова, да еще наружный периметр круглые сутки просматривался видеокамерами. Еще были какие-то хитрые системы, которые реагировали на любое живое существо крупнее кошки. Появись во дворе кто-нибудь чужой, мгновенно срабатывала сигнализация и все окна сразу же автоматически закрывались бронированными жалюзи, что было, пожалуй, излишним: стеклопакеты и так были пуленепробиваемые. Фирма, их установившая, гарантировала Батону защиту от прямого попадания из гранатомета, а в комплекте с жалюзи окна, наверное, выдержали бы удар и из орудийного ствола небольшого калибра. На свою безопасность Батон денег не жалел, ибо зачем они ему потом, мертвому…

Инга с Димой, никого не опасаясь, могли скакать друг на друге голышом, творить все, что им взбредет в одурманенную наркотиками голову, без их ведома никто, включая и самого Батона, в дом проникнуть не мог. Сигнализация блокировалась только по команде изнутри, и при любом несанкционированном появлении в охраняемом периметре тут же включалась многоступенчатая система защиты. Каждый, кто хотел попасть в дом, должен был по домофону получить на это разрешение. После этого ворота автоматически открывались и можно было пройти во двор, где прибывший сразу же попадал в поле зрения видеокамер. Если хозяева визуально убеждались, что ничего подозрительного нет и за спиной гостя не прячутся сообщники или, не дай бог, омоновцы (что по роду деятельности Батона было не исключено), только тогда посторонний мог попасть в дом. Но на этом меры предосторожности не заканчивались. Чтобы пройти в гостиную, нужно было еще пересечь металлодетекторную рамку, наподобие той, что устанавливается в аэропортах, ну а в самой гостиной, как последний рубеж обороны, в уютном кресле возлежал Рембо и буравил чужаков недобрым взглядом.

Неприступный для врагов дом-крепость был гордостью Батона, а врагов у него ой как много! В отсутствие хозяев дом брался на обычную милицейскую охрану. По договору менты прибывали в течение трех минут. Батон пару раз проверял, претензий к ним не было, за что тревожным экипажам на месте были выплачены щедрые чаевые.
Послонявшись по дому, Дима поднялся к себе в комнату. Настроение у него было на редкость паршивым. Выкурив перед сном туго набитый «косячок», он врубил музыку и, не раздеваясь, завалился на кровать. Прикрыв глаза в ожидании «прихода», он попытался представить себе, как раздевает донага Ингу, но вместо эротических видений ему вдруг сквозь вой электрогитар почудился чей-то плач. Дима вскочил как ошпаренный: в наркотическом дыму ему наяву примерещилось окровавленное лицо Веры Коноваловой…

 
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 21:13 | Сообщение # 7
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
* * *

После проведенной с Марией бурной ночи майор милиции Сокольский позволил себе непозволительную роскошь проспать оперативное совещание, назначенное на девять ноль-ноль…

— Машка, я теперь, как порядочный человек, должен на тебе жениться! — сказал он, едва открыв глаза.
— Ты это серьезно? — недоверчиво спросила она, окончательно проснувшись.
— Еще как серьезно! — заверил он. — Если ты не забыла, я сделал тебе предложение еще на первом курсе, и ты его, кстати, приняла.
— Ну конечно, я помню, — прильнув к нему, отозвалась она.
— Так ты по-прежнему согласна выйти за меня замуж? — спросил он.
— Да! — просто ответила она и, вспомнив о пережитых этой восхитительной ночью незабываемо страстных чувствах, сладко потянулась.
Сергей безошибочно угадал ее желание, и они опять самозабвенно предались любви. Потом был кофе в постель. Мария чувствовала себя королевой.
— Ой, Сережка, ты, наверное, из-за меня на работу опоздал? — допив кофе, спохватилась она.
— Есть немного, — подтвердил он.
— А взять на сегодня отгул никак нельзя? — с надеждой спросила она.
— В уголовном розыске отгулов не бывает, — разочаровал ее Сергей. — Как, впрочем, и выходных, — заметил он. — Это раньше преступность была на уровне «кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет», а сейчас совершается столько преступлений, что отдыхать нам некогда.
— Тогда подъем! — решительно сказала Маша. Приняв освежающий душ, она сразу же оккупировала кухню. Ей хотелось приготовить Сергею что-нибудь особенное, но запасы продуктов в холодильнике оказались настолько скудны, что пришлось ограничиться простым омлетом. Омлет, правда, получился очень пышным и вкусным. К чаю она исхитрилась из черствого батона, куска засохшего сыра и двух худосочных сосисок соорудить что-то вроде пиццы. Секрет этого произведения кулинарного искусства был прост: чуть не сломав нож, Маша нарезала батон, каждый ломтик намазала сливочным маслом, положила сверху сосиски и сыр; получившиеся бутерброды аккуратно разложила на тарелке и сунула ее в духовку, после чего включила гриль. Через несколько минут «пицца» была готова. Щедро сдобрив расплавившийся сыр и зарумянившуюся сосиску майонезом, она позвала Сергея.

— Здорово! — оценил он ее кулинарные способности, вставая из-за стола. — Я постараюсь сегодня не задерживаться, хотя и не обещаю, у нас всякое может случиться. Кстати, что купить на ужин?
— Не беспокойся, я сама все куплю, а заодно и новую машину тебе подберу.
— Какую еще машину? — опешил Сергей.
— Я же вчера разбила твою, — смущенно напомнила Маша. — И мне кажется, что восстановлению она уже не подлежит.
— Ерунда, — отмахнулся Сергей. — Подрихтовать как следует, и моя старушка еще побегает!
— Ну, возьми хотя бы деньги на ремонт! — расстегнув сумочку, Маша извлекла пачку долларов и протянула ее Сергею.
— Это лишнее! — наотрез отказался он. — На СТО у меня есть один должник, отремонтирует и так.
— Сережа, если не секрет, сколько ты получаешь в своей милиции?
— Если перевести в доллары, то около сотни в месяц выходит.
— Не очень-то, однако, ценят ваш труд.
— Ну, иногда отблагодарит кто-нибудь.
— Как это отблагодарит? Взятку даст? — уточнила Маша.
— По большому счету — да. Хотя я считаю, что разница между честно заработанными «премиальными» и банальной взяткой все же есть. Раскрыли мы, к примеру, квартирную кражу и вернули хозяевам похищенное, или, допустим, удалось найти угнанную машину, и потерпевший из чувства благодарности сам захотел поощрить нас материально — это скорее чаевые, чем взятка. Но если загодя назвать сумму желаемого «поощрения», это будет, безусловно, вымогательством взятки. Что касается лично меня, то я никогда ни с кого ничего не вымогаю, но если все же предлагают «левые» вознаграждения — беру, есть такой грех, — признался Сергей.
— Да я не осуждаю, просто мне непонятно, зачем тебе нужна эта милиция? С твоими способностями неужели ты не нашел бы себе занятие достойнее, чем гоняться за бандитами?
— Кто-то же должен их ловить? Я профессионал и умею обезвредить любого преступника, каким бы крутым он ни был, за это мне, собственно, зарплату и платят.
— Но ведь страшно, наверное, преступников задерживать? — поинтересовалась Маша.
— За моей спиной стоит Закон, так что пусть бандиты боятся, мне-то чего перед ними пасовать? — пожал плечами Сергей, надевая пустую наплечную кобуру.
— Ты без оружия? — удивилась она. В ее представлении все милиционеры обязательно должны были носить оружие.
— Табельный пистолет я сдал в дежурную часть, а для личного пользования у меня револьвер есть. Стреляет он только резиновыми пулями, но, говорят, если такая пулька попадет, мало не покажется.
— Дашь пострелять? Никогда не стреляла из настоящего оружия, только из «воздушки» в школе.
— Как-нибудь при случае, — пообещал Сергей. — Ну все, я побежал, не скучай тут без меня!
— Постараюсь, — кивнула Маша.

Проводив Сергея, она перемыла на кухне всю посуду, почистила раковину и ванну, убрала в спальне и навела порядок в прихожей. Закончив уборку, она призналась себе в том, что специально оттягивает объяснение с Курочкиным.

* * *

Зоя, как и собиралась, с утра заехала в морг. Копию заключения о причине смерти Коноваловой ей пришлось вырывать чуть ли не зубами, хотя запрос был оформлен как положено. Раньше вообще никаких бы запросов не потребовалось, и милицейского удостоверения было достаточно для получения любой справки, но в последнее время каждый считает своим долгом повыпендриваться перед милицией. На вызов по повестке никто не реагирует, подписка о невыезде превратилась в ни к чему не обязывающую бумажку, свидетели в угоду преступникам меняют свои показания, будто их не предупреждали об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Просто диву даешься, как мы легко и непринужденно перешли от тоталитарного строя к полной вседозволенности, которую все почему-то приняли за демократию...

Изумленно протирая глаза, Зоя в пятый раз перечитала заключение судмедэкспертов. Поняла она из него только то, что совершенно ничего не понимает. Если верить заключению, смерть наступила в результате внезапной остановки сердца. Логично, все в конечном итоге умирают от того, что сердце в один печальный момент перестает биться, но вот отчего это оно ни с того ни с сего вдруг остановилось у девятнадцатилетней девушки, почему-то не разъяснялось. Зоя попыталась было на личных контактах поподробнее узнать у судмедэксперта результаты вскрытия, но сразу же натолкнулась на глухую стену. Копию получили — до свидания! Вот и весь разговор…

Так ничего не добившись, она вернулась в райотдел. К ее удивлению, Агеев, ознакомившись со справкой из морга, заметно повеселел.

— Вот видишь, как все здорово повернулось, — потирая руки, изрек он. — Можешь теперь с чистой совестью печатать отказной!
— А если я добуду от сыночка Батона чистосердечное признание в том, что на почве внезапно возникших неприязненных отношений он нанес потерпевшей несколько ударов ногами в живот, тогда как, тоже будет отказной?! — возмущенно спросила Зоя.
— Я, по-моему, предупреждал тебя, чтоб ты не смела соваться к нему! — напомнил ей Агеев. — Судмедэксперт дал заключение, что на трупе Коноваловой нет следов насильственной смерти, значит, никто ее не бил, а стало быть, нет состава преступления и в расследовании нужно ставить точку. Еще вопросы есть?
— Есть, — не сдавалась Зоя. — Мы теперь все преступления будем так раскрывать, как это? — язвительно осведомилась она.
— Вот только не надо умничать, Василевская! — скривился Агеев. — И учти, я привык, чтобы подчиненные понимали меня с первого раза. А если мои требования тебя не устраивают — переводись в другое подразделение, я возражать не буду.
— Я подумаю над вашим предложением, — буркнула Зоя и, забрав со стола справку судмедэкспертизы, вышла, демонстративно хлопнув дверью.

«Надо бы с ней построже, а то совсем распустилась», — подумал Агеев. Он еще надеялся перевести Василевскую в горизонтальное положение. Как поведала ему всезнающая Юля Козлова из дежурной части, Зоя спала с его предшественником, и Агеев убедил себя, что на правах ее нового начальника он тоже имеет на нее какие-то права.
Чтобы отделаться от его все более навязчивых притязаний, Зоя готова была подать рапорт о переводе, но найти подходящую должность было не так-то просто, да и не хотелось ей уходить из райотдела, в котором она столько лет проработала.

Выйдя от Агеева, она сразу направилась к Сергею, но его на месте не оказалось. Зайду позже, решила она, торопиться теперь некуда. Дело по Коноваловой фактически закрыто, и все оперативные мероприятия по нему отменяются. Пока отменяются…

Капитан милиции Василевская не считала себя такой уж принципиальной, но вызывающая наглость, с которой Батон-младший ушел от уголовной ответственности за смерть Коноваловой, возмутила ее до глубины души. Это уже был открытый вызов не только ей, но и всей слобожанской милиции, считала она.
Зое не терпелось переговорить по этому поводу с Сокольским, но ей удалось встретиться с ним только через час. Кипя от негодования, она рассказала ему о явно сфальсифицированной судмедэкспертизе, но, к ее разочарованию, он отреагировал как-то вяло и, казалось, его ничуть не задело, что дело по Коноваловой полностью развалилось.

Огорченно отметив, что Сергея словно подменили, Зоя поняла, что слухи, распространяемые с утра Юлей Козловой, родились не на пустом месте. Козлова взахлеб рассказывала каждому встречному, что вчера ночью майор Сокольский укатил из райотдела на шикарном джипе с не менее шикарной бизнес-леди. Не укрылся от Юлиного внимания и тот факт, что неизвестная дама была настолько пьяна, что Сокольскому самому пришлось сесть за руль ее машины.

«Ну что ж, — вздохнула Зоя, — у Сергея своя жизнь, а у меня своя. С чего это я вдруг решила, что у нас возможно общее будущее? — расстроенно думала она, отгоняя грустные мысли. — У меня есть Андрей, да и помимо него поклонников на мой век хватит. Может быть, я и не люблю его, зато ему я небезразлична. Он предлагал мне переехать к нему, вот сегодня же и приму его предложение, раз Сергею я не нужна».

Зоя давно завела себе за правило попусту не переживать, если все равно ничего нельзя изменить. «Раз судьбе угодно, чтобы я была с Андреем, значит, так тому и быть! — твердо решила она. — Поживу с ним в гражданском браке, а там видно будет. Не сложится у нас совместная жизнь — уйду. Я женщина самодостаточная, — убеждала она себя, — не пропаду без мужа». Свою личную свободу Зоя ценила превыше всего. Она вольная птица, и клетка, пусть даже золотая, ей не нужна…

* * *

На четырнадцать ноль-ноль Сокольского срочно вызвали к заместителю начальника райотдела по оперативной работе подполковнику милиции Краснову. Еще утром в дежурную часть поступило сообщение из зоопарка о том, что ночью кто-то перепилил дужку замка, на который была закрыта вольера, и похитил с площадки молодняка четырехмесячного львенка Кешу. Краснов, понимая, какой общественный резонанс вызовет это преступление, решил подключить к его раскрытию весь подчиненный ему криминальный блок, включая ОГСБЭП (отделение государственной службы по борьбе с экономическими преступлениями) и ОКМДН.

Уже были даны ориентировки на все таможни, железнодорожные и автовокзалы, о пропаже львенка объявили по местному телевидению, но детеныш царя зверей как сквозь землю провалился. Участковыми инспекторами милиции были опрошены сторожа зоопарка и ошивающиеся в тех местах бомжи, но пока никакой информации, относящейся к краже львенка, не было. Учитывая то, что с момента совершения преступления прошло достаточно времени для того, чтобы злоумышленники могли вывезти несчастного Кешку за пределы области, шансы на его розыск «по горячим следам» были упущены.

После долгих прений между руководителями отделов и отделений материал по львенку всучили Агееву. Раз потеряшке четыре месяца от роду, значит, им должно заниматься отделение криминальной милиции по делам несовершеннолетних, справедливо рассудил Краснов. «Только не подсунь нам, Павел Михайлович, муфлона вместо льва!» — напутствовал он Агеева под дружный хохот присутствующих. На этом оперативное совещание и закончилось.

Озадаченный Агеев, получив ворох бумаг, первым делом зашел в дежурную часть и взял приметы пропавшего львенка. Так, на всякий случай, чтобы опять чего-нибудь не напутать.

— А фоторобота львенка почему нет? — с умным видом спросил он у капитана Лабенского, дежурящего сегодня по райотделу.
— На фиг тебе фоторобот, Михалыч, ты что, льва от тигра не отличишь? — ошарашенно спросил его Лабенский. Он только месяц назад перевелся из пожарной охраны и к причудам милиции еще не привык. Когда дежурный по городу приказал срочно передать приметы пропавшего львенка, капитан подумал сначала, что тот разыгрывает его. Действительно, на кой ляд нужны эти приметы, если лев, он и есть лев? Можно подумать, у нас по улицам разгуливают стада этих экзотических животных и патрульные наряды не могут определить, который из львов в розыске, а кто просто так, на прогулку вышел!
— Что ты понимаешь, пожарник, в милицейской работе! — огрызнулся Агеев, внимательно изучая приметы львенка.
— Не пожарник, а пожарный! — возмущенно заметил Лабенский, но Агеев, проигнорировав его замечание, вышел из дежурной части.

Хотя дело по краже из зоопарка повесили на Агеева, каждый сотрудник райотдела горел желанием помочь ему в розыске пропавшего Кеши. Версий было всего две. Первая: какой-то нувориш заказал себе львенка для домашнего зоопарка, вторая — зверь, возможно, понадобился гастролирующему цирку. Поскольку никаких проезжих цирков в Слобожанске и Слобожанской области не значилось, остановились на первой версии. Сокольский, припомнив, что у Батона в свое время жил гепард из московского зоопарка, предложил начать отработку с него, но его смелую идею перевернуть вверх дном усадьбу кандидата в депутаты руководство райотдела почему-то не поддержало.

Ближе под вечер генерал Горбунов, выступая на телеканале «Тонус», заверил граждан Слобожанска, что милицией предприняты все меры к розыску львенка и в самое ближайшее время он будет возвращен зоопарку. Милиция действительно не бездействовала, но ее возможности были небезграничны. Львенка могли спрятать в любой частной квартире, и найти его в таком случае можно было только при активном содействии всех горожан.

Уголовный розыск занимался, разумеется, не только поисками пропавшего звереныша. В пол-одиннадцатого вечера Краснов собрал весь оперсостав райотдела для подведения итогов, но на этом рабочий день у оперативников не завершился. По плану Сокольский должен был еще проверить админнадзорных. Дома его с нетерпением ждала Маша, но он предупредил ее, что задержится. Пусть привыкает. Обычно он попадал домой, когда часы уже пробили полночь или вообще под утро, но сегодня решил вернуться пораньше, ограничившись только проверкой Резака.

Получив оперативную информацию из колонии, Сокольский сразу завел на него литерное дело. Насколько Сергей знал Слона, тот никогда просто так ничего не делал, и раз уж он подписался за Резака, то, очевидно, имел на него определенные виды. Так что предположение лагерных оперативников о том, что Слон может задействовать отсидевшего за убийство Резака по «специальности», заслуживало внимания. Врагов на воле у вора в законе, надо полагать, имелось предостаточно.

В позапрошлом году в милицию поступило заявление одного предпринимателя весьма сомнительной репутации, который обвинял Слона в вымогательстве с угрозами убийства. На задержание вора в законе группа захвата выехала в полном составе, но никто из оперативников не верил, что Слона удастся отправить за решетку.

Задержание — это еще не арест. Судьба задержанного с момента возбуждения против него уголовного дела находится в руках следователя и от оперативников уже не зависит. Следователь волен поступать так, как сочтет нужным. Может вынести постановление о взятии подозреваемого под стражу, а может и отпустить под подписку о невыезде. Обычно отпускали под подписку, но в этот раз Слона арестовали. Причем и прокурор, и судья активно поддержали позицию следователя, что случалось в последнее время редко. С чего бы это они себя так принципиально повели, Сергей не знал. Для него не было секретом, что Слон, чтобы замять это копеечное дело, на взятки не поскупился. Следователь как-то проговорился, что ему давали тысячу баксов, чтобы спустить дело на тормозах, но он не взял, поскольку было прямое указание прокурора работать на обвинительное заключение. Раз предлагали следователю, то не было никакого сомнения в том, что пытались найти подход и к судье с прокурором, но что-то не срослось у адвокатов Слона, и он получил срок, как простой смертный.

Сокольского такой результат устраивал, и в причины поразительной неподкупности Фемиды он не вдавался. Когда выяснилось, что предприниматель, не побоявшийся накатать заявление на Слона, — бывший уголовник по кличке Хлыщ, в свое время отбывавший срок в одной исправительной колонии вместе с Батоном, стало ясно, что Хлыщ мог решиться на открытое выступление против вора в законе, только заручившись поддержкой Батона. «Если же Слону стало известно, что отсидку организовал ему Батон, он вполне мог поручить Резаку отомстить за себя», — подумал Сергей. Он не видел ничего страшного в том, что один злодей уничтожит другого, просто Резака нужно было взять под особый контроль, чтобы потом не гоняться за ним по всей стране.

Ремонт машины Сергею пообещали закончить к завтрашнему дню, так что пришлось идти к Резаку пешком, благо тот жил неподалеку от райотдела.

Админнадзорный обязан находиться после двадцати двух ноль-ноль по месту жительства, но сколько Сокольский ни звонил Резаку, дверь ему никто и не подумал открыть. Нужно было бы составить на него протокол о нарушении им админнадзора, но под протоколом должны подписаться не менее двух свидетелей. Где же их сейчас искать?

Тревожить в столь поздний час соседей лишь для того, чтобы они засвидетельствовали, что на момент проверки Резака не было дома, Сергею не хотелось, а без свидетелей его рапорт — пустая бумажка: отечественная Фемида охотнее поверит матерому рецидивисту или конченому наркоману, а менту — нет. Сотрудник милиции — никакой не свидетель, он, видите ли, по роду службы заинтересован посадить преступника в тюрьму, поэтому верить ему на слово никак нельзя, того и гляди, где-нибудь смухлюет.

Сергей и не отрицал, что в милицейской работе часто приходится кое-где закон обойти. В цивилизованных странах, чтобы опровергнуть слово полицейского, нужны показания не менее трех незаинтересованных свидетелей, а института понятых там не существует и вовсе. Нет в нем никакой необходимости, так как профессия полицейского считается одной из самых престижных, зарплата у копов соответствующая, зачем им врать, да еще перед судом присяжных? Нашего же мента толкает к вранью его собственное начальство, которое сидит на шее и все время понукает: давай ему показатели, хоть ты тресни! А как их давать-то, если все по закону делать? Чтобы установленный сверху процент удержать, приходится иногда жульничать, а иначе нельзя, потому как завалишь план — выгонят и тут же наберут других, более расторопных.

В конечном итоге эти дутые показатели никому не нужны, но умные дяди наверху именно по бумажным процентам судят о работе всей правоохранительной системы, и, стало быть, хоть умри, но план выполни! Вот и приходится ментам химичить. Нужен высокий процент раскрываемости по грабежам? Да нет проблем, сколько прикажут, столько и раскроем! Как? Элементарно: регистрируем только те грабежи, которые реально раскрыты, остальные скрываем от учета, вот нужный процент и получился, стоило столько копий ломать... С убийствами, правда, все немного сложнее, их, понятно, не очень-то укроешь, но для нашей милиции нет ничего невозможного. Нераскрытое убийство просто так в архив не спишешь, поэтому нужно сразу определиться, а было ли вообще убийство, или, может, все-таки произошел несчастный случай? Проломлен череп у потерпевшего? Ну, ясное дело: шел, споткнулся, упал… Кухонный нож торчит в груди? Резал лук, вот рука неудачно и соскользнула! Даже если найден труп с двумя пулевыми ранениями в голову — отчаиваться рано. Можно, например, хорошенько поработать над версией самоубийства.

Это только героини детективов в любом самом заурядном происшествии видят преступление века и рвутся его тут же раскрывать, а профессионалам оно и даром не нужно, ведь за лишнюю работу им никто не доплачивает. Но если уж никак не отвертеться и приходится с горечью констатировать, что да, действительно было убийство, которое по всем признакам грозит райотделу очередным «глухарем», то нужно дать в сводку хотя бы подозреваемых. Обычно в эту категорию попадают те, кто первым сообщил о преступлении, и ближайший круг потерпевшего (или потерпевшей). Мало ли за что могли убить, из ревности или личных неприязненных отношений, у нашего следствия всегда найдется пара-тройка красивых версий происшедшего. Если невиновны, попарятся немного в камерах и пойдут себе домой, а для ментов первая гроза миновала, начальство уже поостыло и меньше будет мешать работать. С этими начальниками просто беда: толку от них, как правило, никакого, только лишняя суета и нервотрепка. На любое резонансное преступление выезжает такой табун руководящих товарищей, что эксперту-криминалисту к месту происшествия из-за них не подступиться. Иногда часами приходится ожидать, пока эти умники уедут восвояси, затоптав все, что только можно было затоптать. Причем наибольшую активность проявляют почему-то те, кто к непосредственному раскрытию преступления вообще не имеет отношения. Начальнички рангом пониже так торопятся доложить тем, кто рангом повыше, как будто от их доклада тут же разверзнутся небеса и возмездие обрушится на голову преступника. Если бы так…

Можно сколько угодно требовать, устанавливать сроки и составлять ежедневные планы, изводя при этом горы бумаг, писать справки и отчеты, но раскрытие преступления от этого не продвинется ни на шаг, скорее наоборот. Если опер будет тратить свое служебное время на составление никому не нужных бумажек, преступника ему не задержать никогда в жизни. В кабинетах работают следователи, а оперативникам приходится не одну пару башмаков стоптать, для того чтобы выйти на след подозреваемого.

Для уголовного розыска работа по раскрытию преступления начинается с момента получения сообщения о его совершении. На место происшествия первой прибывает следственно-оперативная группа райотдела, и пока дежурный следователь с экспертом-криминалистом заняты осмотром, оперативники с участковыми инспекторами милиции устанавливают свидетелей (поквартирный обход, отработка прилегающей территории). Если известны приметы подозреваемых — даются ориентировки во все подразделения милиции и организовывается розыск по «горячим следам». Чем меньше прошло времени с момента совершения преступления, тем больше вероятность задержания преступников, но и когда следы давно «остыли», никто не сидит сложа руки. Проверяется весь известный милиции криминогенный элемент (в первую очередь ранее судимые за аналогичные преступления), выдергиваются из притонов алкаши и наркоманы, поднимают с лежбищ бомжей, задействуется агентура. Если известно, кого искать, в местах возможного появления предполагаемых преступников устраиваются засады. Вот далеко не полный перечень оперативно-розыскных мероприятий. Но главный фактор в раскрытии любого преступления — информация о преступнике. Особенно ценно своевременно получить информацию о готовящемся преступлении.

С этой целью Сокольский и направлялся к Резаку, и тот факт, что свое пребывание на воле админнадзорный начал с нарушений, свидетельствовал о том, что он не стал на путь исправления. «Зря отменили закон, по которому за два установленных нарушения административного надзора Резака можно было отправить обратно в зону», — с досадой думал Сергей, возвращаясь домой. Но стоило ему увидеть сияющие глаза Марии, как о служебных проблемах он сразу забыл. Маша ему так обрадовалась, что у него дрогнуло сердце. Свою (еще вчера холостяцкую) квартиру он не узнал: везде царил идеальный порядок, а из кухни доносились аппетитные запахи готовящейся в духовке курицы. Что ни говори, а семейная жизнь ему начинала нравиться…


 
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 21:17 | Сообщение # 8
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
* * *

Девушка по вызову, которую Резак заказал на последние деньги, только приступила к самому интересному, как кто-то стал настойчиво трезвонить в дверь. Чертыхая заставшего его в самый неподходящий момент незваного гостя, Николай натянул трусы и пошел было открывать, но в последний момент передумал. Он никого не ждет, а если его решили побеспокоить менты со своим надзором — то пошли они к черту, соседи в случае чего подтвердят, что он был дома. Ну а что не открыл — так крепко спал, вот звонка и не услышал…

Как только назойливые звонки прекратились, он вернулся к назвавшейся Леной проститутке. Та, отбросив одеяло, лежала на его постели, ничуть не стесняясь своей наготы. Николай завороженно уставился на ее соблазнительное тело. В лагере он не имел возможности видеть голых женщин даже на картинках и сейчас весь трепетал, жадно разглядывая обнаженную путану. Лена не возражала против того, чтобы ее с такой страстью разглядывали, и для усиления произведенного эффекта призывно раскинула ноги. Этого оказалось достаточно — клиент бурно разрядился на нее, даже не успев прикоснуться.

Оплошав перед проституткой, Резак жутко смутился. Он чувствовал себя неопытным мальчишкой, но Лене польстила его восторженная реакция. Узнав от Николая, что он недавно вернулся из зоны, она с пониманием отнеслась к его «холостому выстрелу». Сбегав в душ, она принялась с успехом исправлять положение. Это был ее последний на сегодня вызов, и ей хотелось поскорее отработать заказ. Она намеревалась пораньше вернуться в общежитие, чтобы выспаться как следует перед занятиями. Лена училась на третьем курсе сельскохозяйственной академии, и утром ей нужно было бежать на первую пару. Стипендию она не получала, родители ее жили в деревне и деньгами не баловали, и если бы ей не удалось устроиться в «Русалочку» девочкой по вызову, неизвестно, на какие бы средства она существовала.

На втором «заходе» Николай уже действовал как опытный любовник. Путана чутко отзывалась на каждое его прикосновение и непритворно сладострастно постанывала, когда он бесцеремонно вторгался в ее самые интимные места, не скрывая, что подобные ласки ей весьма приятны.

За два года работы на фирму она стала относиться к сексу чуть ли не с отвращением и была склонна считать себя фригидной, но, встретившись «по долгу службы» с Николаем, поняла, что ей говорить о фригидности еще рано. От вчерашнего зэка исходила такая первобытная страсть, что его неуемное возбуждение невольно передалось и ей. Лена изобретательно помогала ему и вскоре сама не на шутку завелась. Теперь она никуда не торопилась. Ее соски сделались упругими, внизу живота разлилось обжигающее тепло, и она уже не в состоянии была сдерживать себя. Обычно ей приходилось притворяться, изображая оргазм, сейчас же горячая волна желания полностью затопила ее, и она, забыв, где она и с кем, отдалась охватившим ее чувствам. Изогнувшись дугой, она, впившись коготками в твердые, как камень, ягодицы Николая, требовательно притянула его к себе, и на этот раз он уверенно вошел в ее горячо пульсирующую плоть. Каждой клеточкой ощутив долгожданное вторжение, она замерла на секунду, словно сомневалась в своих чувствах, и через мгновение забилась в его стальных объятиях...

— Класс… — восторженно заметила она, придя в себя. — Если я когда еще понадоблюсь — звони мне на мобилку, я к тебе так приеду, в смысле бесплатно, в личное как бы время.
— Ну оставь номерок на всякий случай, может, когда и позвоню… — вяло отозвался Николай, утративший к проститутке всякий интерес. Освободившись от ее объятий, он встал и, повернувшись к ней спиной, начал торопливо одеваться.

Лена невольно залюбовалась его сухощавым, без единой капли жира, мускулистым телом. Случайный клиент ей явно нравился. Ее даже не смутил его равнодушный тон. При ее-то профессии не изучить мужчин? Так всегда бывало: получив желаемое, они сразу становились ленивы и невнимательны, но это инертное состояние, как правило, длилось недолго. Все зависело от физического здоровья мужчины и привлекательности дамы. Лена считала себя очень привлекательной. Эдакая стандартная симпатичная блондинка, не отягощенная излишними комплексами. Проститутки не фотомодели, изнурять себя жестокими диетами им ни к чему. «Мужик не собака, на кости не бросается», — любил поговаривать ее отец, шлепая свою дочь по пухленькой попке. Выросшая на хлебе с молоком, Елена была девушкой в теле, но не толстухой. Мужчинам она бесспорно нравилась, и в «Русалочке» ее заказывали чаще других.

Лежать обнаженной было холодно, и, пока Николай одевался, она укрылась простыней. Он безразлично посмотрел на выпуклость ее груди, на острые соски, проступающие сквозь тонкую ткань, на изгиб ее бедер, на плоский живот. Выглядевшее мягким и беззащитным женское тело уже не вызывало у него острого желания обладать им. Оставив путане оговоренную сумму на тумбочке, он направился на кухню. Поставив на плиту чайник, он нарезал толстыми кусками хлеб, вскрыл банку кильки и, подцепив ножом сразу несколько рыбешек, с жадностью отправил их в рот. После бурного секса у него прорезался волчий аппетит.

Не став пересчитывать деньги, Лена положила их в сумочку и стала собираться. Она не прочь была выпить перед уходом чашечку горячего чая, но Николай и не подумал ее пригласить почаевничать с ним.
Когда на кухне пронзительно засвистел вскипевший чайник, она уже стояла в прихожей полностью одетой и, смотрясь в зеркальце, подправляла изрядно подпорченный макияж. Заварив по всем правилам чай, Николай вышел ее проводить.

— Ты так и не дала мне номер своего телефона, — напомнил он.
— Куда тебе записать? — с готовностью достав из сумочки шариковую авторучку, спросила она.
— Да пиши прямо на обоях, — разрешил он.
— Только очень поздно не звони, это сегодня я с тобой задержалась, а обычно в такое время я уже сплю. Вообще-то я студентка, а в «Русалочке» просто подрабатываю иногда. Жить одинокой девушке на что-то нужно… — вдруг стала оправдываться она.
— Что ж, каждый зарабатывает как может, — пожал плечами Николай. — Это я к тому, что торговать своим телом, конечно, грех, но, думаю, не самый тяжкий…
— Кто без греха — пусть первый бросит в меня камень, — усмехнулась Лена. Прощаясь, она неожиданно чмокнула Николая в щеку. — Это тебе в знак признательности за сегодняшний вечер, — пояснила она.

Закрыв за проституткой дверь, Резак, включив телевизор, завалился на диван. Передавали последние новости. Когда на экране появился кандидат в депутаты Петр Семенович Батонов, Николай сразу оживился. Натянуто улыбаясь, Батон что-то невнятно мычал в камеру, пытаясь рассказать о своей предвыборной программе, затем ему на выручку пришла рыжая девица. Слушая ее восторженный щебет, Николай презрительно скривился. Послушать ее, так Батон собирался облагодетельствовать весь город. В случае избрания его депутатом, разумеется. В том, что его изберут, Резак был уверен. Он целый день толкался на рынке, слушал, о чем меж собой народ говорит: все дружно собирались голосовать за Батона. «Авторитет» обеспечивал торговый люд рабочими местами на рынке, так за кого же еще голосовать, как не за него?

Вчера Николаю пришлось принимать гостя — вора по кличке Леший. Леший принес «маляву» от Слона и вручил Резаку мобильный телефон, предупредив, что дальнейшие указания ему будут поступать по телефону. Выпроводив Лешего, Николай понял, что откладывать с приобретением оружия больше нельзя. Хорош бы он был, если бы на «стрелку» с Батоном ему приказали идти завтра! Не помешало бы разжиться и деньгами. Да, у него будет целый кейс, набитый, скорее всего, долларами, полагал Резак, но он благоразумно решил не трогать их до поры до времени, ведь по купюрам, которые могли быть мечеными, воры смогут легко вычислить его местонахождение. Искать они умеют не хуже уголовного розыска. Нельзя было исключать, что и менты (за определенное, естественно, вознаграждение) могут подключиться к поискам воровского «общака»…

Короче, сказал себе Резак, срочно нужны деньги и оружие. Как одним махом раздобыть и то и другое, он придумал, но идти на дело одному было рискованно. Привыкший рассчитывать только на свои мускулы, он все же нуждался в надежном партнере.

Андрей Замятин — сосед по лестничной площадке — казался ему подходящей кандидатурой, и, не откладывая в долгий ящик, Николай как-то зашел к нему в гости. После распитой бутылки водки ему удалось разговорить давнего школьного приятеля. В основном тот жаловался на свою судьбу. Мол, это несправедливо, что одни имеют от жизни все, а другие — ничего. «Такая безнадега, Колян, — ныл Андрей, — хоть бери выходи на большую дорогу. Моей крале в ее ментуре тоже платят копейки», — посетовал он и, не удержавшись, похвастал, что таких красивых ножек, как у его невесты, нет ни у одной девушки в Слобожанске.
Резак был неприятно поражен, услышав от Замятина, что его избранница служит в милиции, но, пораскинув мозгами, сообразил, что это им даже на руку. Андрей благодаря своей ментовской подруге будет в курсе милицейских расследований, а знать карты противника никогда не помешает, заключил Николай, решившись посвятить его в свои планы.

Как ни был Замятин пьян, у него хватило ума отказаться от соучастия в задуманном Резаком преступлении. Николай давить на Андрея не стал, но, уходя, намекнул, что другой такой возможности мгновенно обогатиться у него не будет.

Оставшись один, Замятин крепко задумался. Предложение Резака совершить налет на ювелирный магазин прозвучало для него настолько неожиданно, что он, конечно, растерялся. Одно дело болтать языком о готовности выйти на «большую дорогу» и совсем иное — реально кого-то ограбить. Андрей давно мечтал о шальных деньгах, но становиться на скользкий путь, который прямиком может привести его на скамью подсудимых, не хотелось. «Но с другой стороны, кто не рискует, тот не пьет шампанское», — подбадривал он себя.
Запутавшись в своих мыслях, он почувствовал непреодолимое желание напиться сегодня вдрызг. Сбегав в киоск, он набрал на последние деньги пива и, смешав его с оставшейся водкой, быстро наклюкался до положения риз.

Когда позвонила Зоя и попросила за ней заехать, он что-то пробормотал ей о сломанной машине и тут же отрубился.
Резак, проанализировав разговор с соседом, пришел к выводу, что никуда тот от него не денется. Он завистлив и алчен — значит, не сегодня-завтра согласится. Другого напарника на примете у него все равно нет, так что придется идти на дело с этим трусоватым бугаем. Никакого героизма от Замятина, скорее всего, и не потребуется. Все будет делать он, Николай, а Андрею останется лишь прикрывать его. Весь план нападения на ювелирный магазин «Злата» был один к одному списан с голливудского триллера, названия которого он не запомнил.

Закончился боевик, правда, весьма трагично — все гангстеры погибли в конце фильма от пуль полицейских, но Николая такой поучительный финал не смутил. Киношные грабители были дилетантами, подумал он, поэтому так плохо и кончили, он же профессионал, прошедший настоящую войну, да и зона кое-чему научила, грех не воспользоваться таким ценным опытом. Магазин не бог весть какой крутой, но на очень большую сумму Резак и не рассчитывал. Настоящие деньги он возьмет у Батона, а сейчас главное, что привлекло его в «Злате», — возможность обзавестись оружием. И не каким-нибудь дробовиком, а настоящим «Макаровым». Вся охрана ювелирного магазина состояла из одного милиционера, вырубить которого можно с одного удара. Отобрав у мента табельный пистолет, Резак собирался припугнуть им кассиршу, а если понадобится, то и пальнуть вверх для острастки, затем выгрести кассу и забрать драгоценности.

На все ограбление Николай отводил не более двух минут, надеясь, что за это время милиция подъехать не успеет. Он рассчитывал на шок: наши граждане не привыкли к столь дерзким налетам, и вряд ли среди них найдутся герои, чтобы противодействовать вооруженным грабителям. Роковая же ошибка американских гангстеров была в том, что после ограбления они пытались смыться от полиции на машине. Такая тактика, считал Резак, и привела их к гибельному концу. А нужно, совершив налет, сразу же раствориться в толпе. Тогда никаких погонь и перестрелок не будет. Используя старый воровской прием — разбегаться в разные стороны после совершения преступления, они смогут благополучно скрыться. «Злата» расположена в центре города, и затеряться среди прохожих им будет проще простого. Пока наряд выедет, да пока разберется что к чему, у них будет время еще выпить чашечку кофе в кафе напротив «Златы»…

* * *

Весь день Зоя занималась бумаготворчеством. Навела порядок в оперативных делах и подготовила несколько отказных материалов, в том числе и по происшествию в кафе «Родео». Обидно было сознавать, что ей пришлось расписаться в собственной профессиональной беспомощности, но что она могла сделать, если сам начальник управления приложил руку к тому, чтобы преступник оказался безнаказанным! Зоя не спасовала бы перед Батоном, каким бы он там крутым «авторитетом» ни был, но против собственного коррумпированного начальства она была бессильна. Между тем она не считала свое поражение окончательным. Для Дмитрия Батонова она завела специальную папку и на ее обложке черным фломастером нарисовала череп с костями, а под ним красиво вывела огромными буквами «Операция «возмездие»». Полюбовавшись на свое произведение, она мысленно пожелала, чтобы правосудие все-таки восторжествовало и Дима понес заслуженное наказание. Иначе грош цена всем правоохранительным органам вместе взятым и ей, капитану Василевской, в частности.

Идти на поводу у преступников милиция не должна ни при каких обстоятельствах. Уронить авторитет просто, восстанавливать же его потом придется собственной кровью, и это не преувеличение. Сотрудники милиции — такие же люди, как и все, и их тела, не прикрытые бронежилетами, так же легко уязвимы, как и у остальных граждан, а вот врагов у милиционера намного больше, чем у простого обывателя. Еще ни один преступник в мире не воспылал любовью к следователю, отправившему его за решетку. Но, заведя себе врагов по долгу службы, вне стен райотдела тот же следователь остается один на один с родственниками и приятелями осужденного, от которых можно ожидать чего угодно. Да и бандит, выйдя на свободу, может не устоять перед искушением отомстить. И если при несении службы для сотрудников правоохранительных органов предусмотрены какие-то меры, обеспечивающие их относительную безопасность, то после службы, оставив табельное оружие в дежурной части, они фактически беззащитны перед преступным миром. Во внеслужебное время милиционеру пистолет не доверяют — так начальству спокойнее.

Созданное же несколько лет назад управление внутренней безопасности (УВБ) по идее должно заниматься вопросами личной безопасности сотрудников милиции и членов их семей, но «вэбэшникам» (т.е. сотрудникам этой самой внутренней безопасности) куда как интересней было обеспечивать «крышу» различным бизнесменам от «наездов» тех самых ментов, которых они изначально призваны были защищать.

Так из защитников ментов «вэбэшники», имевшие те же полномочия, что и их коллеги из инспекции по личному составу, превратились в их заклятых врагов, что, впрочем, и неудивительно, ведь УВБ стало выполнять в системе МВД роль гестапо. Стоило появиться в райотделе представителям этого нехорошего ведомства, как сразу же негласно объявлялась всеобщая тревога. Схема оповещения при вторжении чужаков действовала мгновенно: следователи спешно прятали все, что, с их точки зрения, необходимо было спрятать; оперсостав срочно опечатывал свои кабинеты и, прихватив с собой скрытые от учета материалы, покидал стены райотдела как при пожаре; кто не успевал эвакуироваться, закрывались на все замки у себя в кабинетах. Доблестные бойцы внутренней безопасности, горя праведным желанием кого-нибудь прищучить, усердно рылись в мусорных корзинах, не брезгуя и общественными туалетами, но максимум, что им удавалось найти, — это горы пустых бутылок из-под водки. Само наличие их в госучреждении, да еще в таком, как районный отдел внутренних дел, факт, конечно, возмутительный, но личный состав, проявляя чудеса сообразительности и смекалки, от этих улик отпирался напрочь. Но водка — это ерунда, самое сладкое в нелегкой работе «вэбэшника» — поймать кого-нибудь на взятке. Только здесь нахрапом не возьмешь: менты тоже не лыком шиты, шифроваться умеют не хуже Штирлица. Но если кого и получалось задержать с поличным, то в основном все заканчивалось довольно мирно: сняли с провинившегося денег (в десять раз больше, чем тот взял сам) и поехали шерстить другие подразделения. Вот такими методами «гестапо» обеспечивало личную безопасность сотрудников милиции.

Рядовые сотрудники, поминая УВБ недобрым словом, уповали только на самих себя и на оставшийся от былых времен авторитет милиции. В странах, где с уважением относятся к законам, каждый подданный считает своим долгом помогать полиции, у нас же милиции рассчитывать на чью-то помощь не приходится: наши граждане, если на их глазах кого-то будут убивать посреди оживленной улицы, на помощь не придут, проверено…

Рабочий день оперуполномоченной «детской милиции» Василевской закончился, когда на город уже давно навалилась ночь. Зоя с тоской посмотрела в окно: идти одной по темным улицам было страшновато. Андрей же, как она поняла, сильно напился и потому заехать за ней был не в состоянии, а просить Сокольского о том, чтобы он подбросил ее хотя бы до остановки, она не стала из принципа. Переложив газовый баллончик из сумки в карман дубленки, капитан милиции Василевская решительно вышла из райотдела. До автобусной остановки было минут пятнадцать ходьбы. Зоя бодрым шагом благополучно преодолела мрачный переулок и выходила уже на освещенный проспект, как за ее спиной мелькнули черные тени…

* * *

Второй день своей холостяцкой жизни Курочкин провел в обществе Яны, впервые пригласив ее домой. Не скованная кабинетными условиями, секретарша превзошла все его ожидания. В сравнении с Машей домохозяйка из нее была никудышная, но как любовница она была просто неутомима. Владимир Ильич и не подозревал, что обычно по-деловому прохладная Яна окажется столь изобретательной. Что за секс был у них в кабинете? Задрала юбочку, приспустила трусики и вперед: полторы-две минуты торопливого удовольствия, вот и вся, с позволения сказать, любовь. Теперь же он мог развлекаться с ней по полной программе. Целомудренная Маша сгорела бы от стыда, предложи он ей что-нибудь из гимнастического репертуара Яны!

Обессилев от чрезмерных для его возраста любовных утех, Ильич хотел было вздремнуть часок-другой, но, вспомнив о предстоящем разводе с Машей, разволновался так, что сон как рукой сняло. Еще б ему не переживать, ведь развод — это же дележ совместно нажитого имущества! Только дом, который он отгрохал, обошелся ему примерно в сто пятьдесят тысяч долларов, а вдруг Маша через суд захочет оттяпать у него свою законную, в общем-то, половину! Курочкина аж в жар бросило от этих мыслей. А когда Владимир Ильич прикинул, сколько денег с целью сокрытия от налоговой инспекции своих нелегальных доходов он перевел за последние годы на ее личный валютный счет, у него чуть сердечный припадок не случился. По его подсчетам, у нее должно было накопиться тысяч двести, не меньше! Как ему теперь вернуть эти деньги? Если насчет раздела дома он еще мог с ней поспорить (да и вряд ли интеллигентная Маша будет с ним судиться), то отобрать у нее деньги, которые она давно считает своими, не было никакой возможности.

«Черт возьми! — воскликнул огорченно Ильич. — Да я, мудак, ее своими руками озолотил! И у нее еще хватило наглости заявить мне, что она всегда, видите ли, любила только Сергея! Напрасно она так разоткровенничалась, такое не прощается…»

Если бы Маша ушла, не сказав на прощание этих обидных для него слов, он, может быть, кое в чем и уступил ей, а так пусть пеняет на себя. Чувствуя себя глубоко уязвленным, Курочкин вынашивал один план мести зловещее другого. Сергея Сокольского он и раньше считал своим кровным врагом, а теперь утихшая было ненависть к нему вспыхнула с новой силой. Он всегда ревновал жену к Сокольскому, но надеялся, что Маша давно забыла его. Выходит, не забыла, а подло обманывала его все эти годы.

Сокольский отравлял Курочкину жизнь самим своим существованием. Выйдя замуж, Маша и не скрывала, что у нее с Сергеем остались теплые дружеские отношения, и несколько раз даже уходила к нему, чем вызывала у Вовы Курочкина такие приступы ревности, что одно время он всерьез подумывал убить его. Ну, если и не убить (на это у него духу, пожалуй бы, не хватило), то хотя бы как следует искалечить. Не самому, конечно, а подговорить кого-нибудь. В те годы о киллерах еще не слышали, и Вова за ящик водки нанял местного урку подстеречь Сокольского в темном переулке. Ранее судимый за разбой уголовник по кличке Зяма с энтузиазмом согласился.

Шел восемьдесят пятый год — самый разгар антиалкогольной горбачевской кампании, спиртные напитки были в страшном дефиците, и ради ящика водки он пошел бы и на убийство.

Взяв себе в помощники кореша по зоне, Зяма, пребывая в абсолютной уверенности, что хлипкий на вид Сокольский не окажет серьезного сопротивления, в тот же вечер напал на него, но неудачно. Увлекавшийся восточными единоборствами Сергей, столкнувшись с двумя вооруженными кастетами хулиганами, применил приемы карате на практике, в результате чего Зяма очнулся с двойным переломом челюсти в институте неотложной хирургии, а его приятель и вовсе оказался в отделении реанимации. По выздоровлении обещанную водку они таки получили, и Зяма, клацая восстановленной челюстью, порывался «урыть» Сокольского всего за пол-литра, но Курочкин больше не верил ему.

После того как Маша родила, Сергей о себе не напоминал. И вот, когда уже прошло столько лет, он вдруг возник снова. В случайную встречу на перекрестке, как поведала ему Маша, Курочкин не поверил. Нужно расправиться с ними обоими, решил он. Как это сделать, он пока не знал, но ясно было одно: ждать развода нельзя, иначе деньги, лежащие на валютном счету жены, станут для него недосягаемы. Внутренний голос услужливо подсказывал ему, как можно разрешить все возникшие проблемы, но Курочкин, пугаясь собственных мыслей, к радикальным мерам не был готов. Убить жену с любовником — это классика жанра, и у ментов, какими бы тупыми они ни были, первое подозрение падет, конечно же, на обманутого мужа. Оказаться за решеткой — такая перспектива Владимира Ильича совершенно не устраивала. Нет, в таких делах нужно действовать предельно осторожно, подумал он, хотя, когда речь идет о таких огромных деньгах, можно и рискнуть. Пока он состоит с ней в законном браке, он является наследником первой очереди. Родители Маши давно умерли, братьев и сестер у нее нет, сын еще несовершеннолетний, так что первая очередь, она же и последняя. А значит, останься он вдовцом, все до цента будет принадлежать только ему.

Можно было бы отпустить жену с миром, рискованное это дело, связываться с киллерами, но Курочкин не мог допустить, чтобы Маша ушла к Сокольскому с таким «приданым». Когда речь шла о деньгах, Владимир Ильич был готов пойти на преступление, лишь бы своего не упустить. Так что Маша зря заверила Сергея, что никаких проблем с разводом у нее не будет. Если хочет уйти, пусть платит отступные: переводит все свои деньги на счет Курочкина, дом остается в его собственности, и чтобы никаких по этому поводу претензий, ну а машину, так уж и быть, пусть забирает. Если вспомнить, что она пришла к нему даже без собственных тапочек, так должна еще радоваться его щедрости. Он так прямо ей и заявил, но, судя по всему, она не восприняла его претензии всерьез. Ничего, он найдет способ убедить ее, что он не шутил. Прямо ей угрожать он не посмел, мало ли как потом расценят его угрозы…

Остаться на ночь Яна не захотела. Когда измотанный сексом Владимир Ильич, поглаживая свой пухлый животик, прозрачно намекнул, что пора бы ей заняться ужином, Яна высокомерно заявила, что в кухарки не нанималась, и поспешно ретировалась. Курочкин удерживать ее не стал. Он знал, что готовить его секретарша не умела и учиться премудростям кулинарного искусства не стремилась. Она питалась исключительно витаминными салатами, запивая их апельсиновым соком, иногда позволяла себе пару яиц всмятку, и все.

Чтобы поддерживать идеальную фигурку, Яне приходилось во всем себя ограничивать, а если она вдруг встанет за плиту, то может не удержаться и слопать что-нибудь очень калорийное. Стоит только начать чревоугодничать, и из стройной лани быстро превратишься в корову. Кому она потом такая будет нужна?
Распрощавшись с проголодавшимся любовником, Яна заехала к себе домой, взяла костюм для шейпинга и до десяти вечера скакала в спортзале, словно и не участвовала в любовных игрищах. К слову сказать, секс она тоже воспринимала как спорт, благодаря которому ей удавалось сжигать лишние калории.

Выпроводив Яну, Курочкин попытался приготовить себе ужин, но нашел в холодильнике только сырокопченую колбасу и две бутылки пива. За годы совместной жизни Маша настолько избаловала его, что ему лень было даже налить себе чаю. Умяв в один присест полпалки колбасы, Владимир Ильич запил ее пивом, смачно рыгнул и неожиданно для самого себя непроизвольно пукнул. Испуганно, как напакостивший школяр, оглянулся, но тут же успокоился — стесняться-то было некого. Расслабившись, он завалился с сигарой на диван и стал размышлять о том, как хорошо все-таки быть богатым. Мысли о деньгах тут же испортили его благодушное настроение. Курочкин сорвал висевший над диваном портрет жены и, разбив золоченую раму, разорвал его в мелкие клочья…

* * *

Уличные грабители исчезли так же неожиданно, как и появились. Пока Зоя, потирая ушибленное колено, отряхивала с дубленки снег, их уже и след простыл. Никаких особых примет нападавших она не запомнила. Двое неизвестных, одетых во все черное, напали сзади, повалили на снег и вырвали у нее сумочку. Сколько подобных заявлений от потерпевших она приняла за восемь лет службы, и вот тебе на — сама оказалась в роли пострадавшей. Ничего ценного в ее сумочке не было, так, мелочь на маршрутное такси и косметичка. Стоп. Нет, не все… В сумочке у нее лежало служебное удостоверение. Его утрата окончательно выбила Зою из колеи.

Вернувшись в райотдел, она не стала сообщать о происшествии дежурному. Решив, что рапорт об утере удостоверения она напишет завтра, Зоя прошла к себе в кабинет и первым делом позвонила Андрею, но его телефон не отвечал. Как добираться домой в столь поздний час, было неизвестно. Ни денег, ни милицейского удостоверения, предоставляющего право бесплатного проезда в городском транспорте, у нее теперь не было. Можно было, конечно, попросить дежурный наряд отвезти ее домой, но тогда пришлось бы объяснять, что произошло.

Обзвонив наугад несколько кабинетов уголовного розыска, Зоя таки нашла себе попутчика. Им оказался долговязый лейтенант Руслан Чеботарев из группы Сокольского. Руслан подвезти Зою, разумеется, согласился, но попросил подождать еще с полчаса, пока он закончит с делами. Спешить ей было теперь некуда: дочь, наверное, уже спит, а Андрей, судя по всему, вообще забыл о ее существовании. Вспомнив, что именно сегодня она собиралась сказать ему, что согласна к нему переехать, Зоя не удержалась и дала волю слезам. «Ну почему все так плохо для меня складывается», — тихо рыдала она, чувствуя себя глубоко несчастной.

Руслан освободился через пятнадцать минут и зашел к ней, когда она уже вытирала слезы. Он не проявил излишнего любопытства и деликатно отвернулся, дав Зое возможность привести себя в порядок. Заметив, что она немного прихрамывает, он предложил ей взять его под руку. Зоя с благодарностью приняла помощь. Она все-таки прилично ушибла колено и, если бы не Руслан, сама домой бы не доковыляла.

Юля Козлова, увидев Зою, выходящую из райотдела в полдвенадцатого ночи под руку с Русланом, чуть не свалилась со стула. Она не поленилась оторваться от стула и проследила, куда это на ночь глядя направилась капитан Василевская с лейтенантом Чеботаревым. Так и есть, задохнулась от зависти Козлова, эта старая кошелка села к нему в серебристый «Мерседес»! Юля точно знала, что «Мерседес» лейтенанту Чеботареву подарил отец-банкир, и до ее сержантского ума не доходило, что Руслан забыл в милиции при таких обеспеченных родителях.

«Ну, погоди, Василевская, не я буду, если завтра весь райотдел не узнает, как ты цепляешься к молоденьким операм!» — злорадно подумала Юля. Сам факт, что Руслан уехал вместе с Зоей, еще ни о чем не говорил, но можно было не сомневаться, что в умелой Юлиной интерпретации все будет выглядеть весьма пикантно.
Зоя, заметив, каким взглядом проводила ее Козлова, расстроилась еще больше: неприятно, когда за спиной кто-то распускает о тебе грязные сплетни…

— Зоя, так что там у тебя приключилось? — ненавязчиво поинтересовался Руслан, как только они отъехали от райотдела.
— Ты не поверишь, — горько усмехнулась она, — но меня минут сорок назад ограбили. Ничего бы страшного, если бы ксиву не забрали…
— Ну ты даешь! — изумился он. — Чего же ты молчала?
— Да у дежурного и без меня головной боли хватает, а тут я еще со своими проблемами, — отмахнулась она. — Сам ведь знаешь, у нас любое происшествие с личным составом — это ЧП, зачем же его подставлять?
— Приметы какие-нибудь запомнила?
— Да в том-то и дело, что нет. Налетели сзади, сбили с ног, вырвали сумочку и сразу же убежали, так что рассмотреть я никого толком не успела.
— Поехали, покажешь, где все произошло. Повезет, найдем твою сумочку. Обычно грабители оставляют себе только деньги и драгоценности, а все остальное сразу же сбрасывают, чтобы избавиться от лишних улик.
— Может, я утром сама поищу? Там такая темень, что сейчас мы вряд ли что найдем, — усомнилась Зоя, чувствуя неловкость за то, что доставляет лейтенанту столько хлопот.
— Ничего, у меня фонарик мощный есть, да и фарами присветить можно. Короче, говори, куда ехать! — решительно сказал Руслан.
— Сейчас прямо, а на перекрестке свернешь направо, — отозвалась Зоя, признательно посмотрев на вызвавшегося ей помочь лейтенанта.

…Сумочку они нашли в ближайшей подворотне. Бандиты вывернули ее наизнанку, разорвали косметичку, разбросав ее содержимое в радиусе трех метров. Порывшись в снегу, Руслан, к огромной радости Зои, нашел ее служебное удостоверение. Осталось только поймать грабителей, но время для задержания по «горячим следам» было уже упущено. Тем не менее он для очистки совести покружил по району, после чего отвез пострадавшую коллегу домой.

Когда Зоя зажгла свет в кухне, на часах было начало второго ночи. Ужинать она не стала, ограничившись глотком холодного чая. Сил осталось ровно настолько, чтобы принять душ и доползти до кровати. «Да, сегодня был не лучший день в моей жизни!» — засыпая, горестно подумала Зоя. Завести будильник на семь утра она забыла…

 
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 21:19 | Сообщение # 9
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
Скачать книгу «Когда Фемида безмолвствует» можно в форматах DOC, PDF, HTML, TXT, EPUB, FB2, LRF, PRC, RB

http://bookland.net.ua/book/80864+Kogda+Femida+bezmolvstvuet.html
 
Читальный зал » КОГДА ФЕМИДА БЕЗМОЛВСТВУЕТ » Часть первая » Часть 1
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:


Copyright MyCorp © 2024 Писатель Александр Ковалевский
Я в контакте © Перепечатка материалов сайта "ПИСАТЕЛЬ АЛЕКСАНДР КОБИЗСКИЙ" в полном или сокращенном виде только с письменного разрешения автора этого сайта. Для интернет-изданий — без ограничений, при обязательном условии указания полного имени адреса сайта //alexdetektiv.do.am/ Rambler's Top100