Писатель Александр Ковалевский Александр Владимирович Кобизский
Четверг, 28.03.2024, 21:12
Главная страница
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Читальный зал » Трилогия «Без права на амнистию» » Книга первая "РАЗОРВАННЫЙ КРУГ" » Часть первая
Часть первая
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 13:48 | Сообщение # 1
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
Александр Кобизский

Трилогия БЕЗ ПРАВА НА АМНИСТИЮ

Город Слобожанск, упоминающийся в этой трилогии, все события и действующие в них лица — вымышленные.
Автор

Книга первая РАЗОРВАННЫЙ КРУГ

ПРОЛОГ

Ветер, в бессильной ярости пытаясь сбросить с горного перевала чужих среди вечного царства снега, льда и скал людей, неистово рвал палатку, швыряя все новые и новые заряды снежной крупы в застывшие лица альпинистов. Алексей Давыдов и Роман Голощапов наблюдали за восхождением команды Слобожанского политехнического института на пик Безымянный, и минуту назад на их глазах вся команда была сброшена с предвершинного плато внезапно сошедшей лавиной.

Оторвавшийся пласт снега вначале показался припавшему к биноклю Алексею безобидным. Памирский исполин будто вздрогнул и проснулся, намереваясь скинуть со своих гранитных плеч снежное покрывало, и тут же пять альпинистов, казавшиеся на ослепительно белом склоне разноцветными точками, беспомощно устремились вниз, увлекаемые неотвратимо набирающей силу лавиной. Ударяясь о выступы почти отвесной стены, они, рожденные покорять вершины, летели теперь в бездну. Оставшиеся секунды до встречи с вечностью измерялись для них лишь временем свободного падения…

Что они чувствовали в эти последние мгновения? Боль? Ужас? Говорят, в такие моменты проносится перед глазами вся жизнь. Может быть. Только спросить об этом было уже некого. Снежный вал с растерзанными телами восходителей достиг ледника и, взорвавшись от удара, понесся в долину, чудовищно разрастаясь в объеме.
Новый порыв ветра вывел Алексея из оцепенения, но его воспаленный высотой мозг отказывался поверить в случившееся. Отгрохотав, растревоженная гора погрузилась в привычное безмолвие, и мрачное облако, медленно наползая, укрыло ее белым саваном. Вот и все. Команда альпинистов, заявившая в высотном классе стену пика Безымянный на первенство СССР 1983 года, была вычеркнута строптивой вершиной из списка живых…

Роман надрывно кричал, пытаясь вызвать по радиостанции базовый лагерь, Алексей, потрясенный происшедшим, молча отвернулся, едва сдерживая себя. Ему невольно вспомнились лица провожавших их памирскую экспедицию родственников и друзей. У многих жен и матерей в глазах поблескивали слезы, вызывая у рвущихся к горным вершинам смешанные чувства. Как ни уверены они были в себе, все же трудно было отогнать коварно вползающую в подсознание мысль, что видишься с близкими тебе людьми, возможно, в последний раз. Алексей этих тягостных минут расставания не любил и, чтобы не устраивать из отъезда в горы трагедию, жену с собой в аэропорт никогда не брал. Виктория провожала его лишь до порога, и это уже стало для них своего рода традицией. Она захлопывала за ним дверь, будто он ушел на работу и вечером обязательно вернется, и старалась чем-то сразу занять себя, чтобы изгнать подтачивающую сердце тревогу. Она свято верила в его звезду, и Алексей всегда возвращался целым и невредимым, сколь бы сложными и опасными ни были совершаемые им восхождения. Вика, замирая от счастья, бросалась ему на шею прямо у трапа самолета, и радость этих встреч была для них незабываемой. Вернется он и сейчас, но на этот раз его возвращение с заоблачных вершин не будет триумфальным…

* * *

Лишь только раздались первые звуки змеиного шипения набирающей силу лавины, Керим, успев сбросить с плеч громоздкий рюкзак, всем телом навалился на ледоруб, поглубже загнав его в снег, и в тот же момент ощутил несильный рывок за прикрепленную к страховочному поясу веревку. Лавина прошелестела над головой, залепила глаза, уши, снег засыпался за шиворот. Оказавшись по грудь в снежном месиве, он еле выкарабкался из него. Отплевался, вытряхнул снег из-за ворота и ошалело огляделся: склон был девственно чист. Набрав в легкие разряженный морозный воздух, он истерично закричал. В ответ — молчание. Он подергал уходящую за перегиб веревку. Она подозрительно легко поддалась, и Керим стал энергично ее выбирать. Вскоре он с изумлением обнаружил, что вся она у его ног. Конец сорокапятиметровой веревки был оплавлен и маркирован. Значит, отметил он, обрыва нет. Мало того что чуть не сорвали меня, так еще, оказывается, и не страховали, возмутился он и крепко выругался в адрес отвязавшихся от веревки товарищей. Перворазрядник Керим Бахтеяров не раз подмечал, как шедшие с ним в связке мастера спорта по альпинизму, среди которых был один заслуженный, открыто пренебрегают страховкой на относительно безопасных участках, но сделать им замечание не решался. Он был самым молодым участником в команде и опасался, что его разумную осторожность мастера расценят как проявление трусости. Сейчас он намеревался им высказать все, что думал об их отношении к взаимной страховке на маршруте.

Но прошла минута, пять, десять, а из-за перегиба никто так и не появился. «Заснули они там, что ли?» — начал заводить себя Керим. Мало надеясь на то, что его услышат, он прокричал: «Давайте там пошевеливайтесь!», но на высоте в горле у него постоянно першило, и громко крикнуть не получилось. Тогда, закрепив на ледорубе конец веревки, он, придерживаясь за нее, стал осторожно спускаться по склону. Он не очень удивился, никого не обнаружив за перегибом. След от недавно сошедшей лавины вел к скальному сбросу. Ни на что уже не надеясь, Керим подошел к самому краю обрыва. Глянул вниз — никого. Ни звука, ни движения. Мела пурга, и рассмотреть что-либо было невозможно. Внезапно в спину ударил тугой порыв ветра, и Керим, пошатнувшись, едва удержался на ватных от холода ногах. Неутихающий ветер нагнал на вершину молочно-кисельное облако, и без того почти нулевая видимость сократилась теперь до расстояния вытянутой руки.

«Меня даже не будут искать», — отрешенно подумал он. Наблюдатели вряд ли могли рассмотреть, сколько человек было сбито лавиной, тем более что его ярко-красный рюкзак вполне можно было принять за падающее тело.
Высота притупляет чувства, все кажется далеким и нереальным. Керим даже не заметил, что разговаривает сам с собой. Куда идти? Неизвестно. Растерянность полная. Путь спуска, понадеявшись на более опытных участников восхождения, он не изучил. Думал, пройти бы стену, взойти на вершину, а как спускаться — расскажут. Не мог же он предположить, что окажется в такой ситуации.

Осознав, что он абсолютно один на этом каменно-ледовом пике, он впал в тоскливое состояние. На такой высоте, где рядом нет ни одного живого организма, подумалось о том, что творца, который бы управлял несовершенным миром и заботился о каждом из нас в отдельности, не существует, и Керим не мог убедить себя в том, что он не одинок на белом свете, не брошен. Прогнать гнетущее чувство одиночества можно было только активными действиями. Нужно было куда-то двигаться. Что-то предпринимать для своего спасения. Спуститься по маршруту подъема было невозможно, и он обреченно полез вверх. Десять-пятнадцать шагов — остановка. Перевел дыхание, немного восстановил силы и опять упорный набор высоты. Эти тяжело дающиеся шаги стали для него мерилом времени. Отсутствие надежды на чью-то помощь заставило до предела мобилизовать собственные силы. Подъемы, остановки, вдохи-выдохи целиком захватили его, стали его бытием. Он продвигался все выше и выше, не оценивая, сколько пройдено, сколько осталось. Пропало и ощущение времени. Движения стали автоматическими. Ноги погружались в снег с особенным звуком, и порой ему казалось, что кто-то идет за ним, при этом он полностью отдавал себе отчет, что это его собственная фантазия раздувает страх перед одиночеством до галлюцинаций. Как же все-таки трудно идти одному, когда никого нет рядом с тобой, кто мог бы морально поддержать тебя...

Занятый этими мыслями, он дошел почти до вершины. Бросив взгляд на подпиравшую небо скальную башню, подумал: «А зачем мне эта вершина?» И словно в ответ на его немой вопрос из-под ног неторопливо стала уходить снежная доска. Вогнав в снег клюв ледоруба, он сумел удержаться на склоне. В голове стала упрямо вертеться одна мысль: «Лучше бы той доске уйти вместе со мной. Чтоб не мучиться». Но одновременно это и отрезвило.
Порывы ветра усилились, и только сейчас до него стало доходить, какое жестокое испытание уготовила ему судьба. Вместе с командой лавина унесла и все снаряжение: радиостанцию, продукты, палатки, примус, его рюкзак, в котором в пропасть улетела и пуховая куртка. Выжить в одном свитере, спортивных шерстяных брюках, поверх которых был лишь тонкий ветрозащитный костюм, в тридцатиградусный мороз на шеститысячной высоте удавалось немногим.

Собрав остатки мужества, Керим порылся в карманах. Обнаружив горсть сухофруктов, он с жадностью проглотил скудный сухпаек, зажевав его снегом. Оставаться на продуваемой всеми ветрами вершине было нельзя: быстро темнело, и нужно было срочно как-то устраиваться на ночлег. Керим спустился метров на тридцать и начал рыть, вернее, топтать яму в снегу, поскольку руки совершенно окоченели. Сжимая и разжимая ладони, чтобы вернуть им чувствительность, он вытоптал себе убежище почти по грудь. Уложив на дно снежной ямы бухту веревки, он сел на нее, подобрав под себя мерзнувшие колени. Укрывшись в яме от ледяного ветра, Керим отметил, что стало немного теплее. Чтобы не окоченеть до утра, он всю ночь не позволял себе уснуть. Вставал, разминался, растирал руки, шевелил пальцами ног, обутым, по счастью, в двойные высокогорные ботинки, и, мысленно прощаясь с этим миром, думал о том, как он неправильно жил и как будет жить, если ему все же удастся спастись. Вдруг вспомнилось, что он должен Роману Голощапову двадцать пять рублей. «Плакали, Роман, твои денежки», — горестно усмехнулся Керим, но когда наконец начало светать, мысли о смерти отступили.

Солнца еще не было видно, но уже можно было начинать спуск. Выбравшись из едва не ставшей ему могилой ямы, Керим заметил тянущийся от вершины длинный гребень. На него он и решил держать курс.
Перед выходом на гребень он задержался у возвышающегося среди серой гряды скал отполированного ветром каменного столба. «Нужно, пожалуй, оставить о себе записку», — подумал он. Найдя в кармане огрызок карандаша и клочок бумаги, он кратко изложил, что с ним стряслось, после чего проставил дату, время и подписался: «Керим Бахтеяров». Завернув записку в целлофан из-под сухофруктов, он положил ее на каменный столб и привалил сверху камнями. Получился контрольный тур, который должны были заметить последующие восходители.

Поднявшись на гребень, Керим, не зная, в какую сторону идти, понадеявшись на интуицию, повернул навстречу восходящему солнцу. Траверсируя гребень, он вышел к крутому снежному кулуару, по которому возможно было спуститься в показавшуюся в разрывах облаков долину. Чтобы обеспечить себе хотя бы видимость страховки, он прищелкнул конец веревки к грудной обвязке и сбросил ее вниз, в надежде на то, что в случае срыва, она может где-то захлестнуться на камне, зацепиться в трещине и удержать его. Так он спустился метров на сто пятьдесят и перестал контролировать веревку. Ее заклинило где-то наверху, и, для того чтобы освободить ее, нужно было опять подниматься. Сил на это у Керима не было. Он посмотрел вниз — казалось, что до конца снежного желоба осталось не так уж и много. Он отщелкнул веревку, пожевал в раздумье сосульку и продолжил головокружительный спуск.

Дойдя до относительно пологого снежного конуса, он решил съехать по нему на пятой точке, но не проехал и пяти метров, как верхняя часть конуса сорвалась и стала уходить вниз, затягивая его внутрь снежного потока. Он попытался удержаться на поверхности, делая плавательные движения, как советуют попавшим в лавину учебники по альпинизму, но не тут-то было. Его скрутило и ломало так, что, если бы он не сгруппировался и не прижал голову к коленям, ее, наверное, оторвало бы. Сколько метров он так пролетел, определить было невозможно, но через несколько секунд лавина вдруг остановилась. Керим открыл глаза. Свет вроде бы слева, значит, он лежит на правом боку. Он покрутил головой, «нашел себя», но не решался пошевелить ни рукой ни ногой — если что-то сломано, может быть шок. Тогда точно навсегда тут останусь, подумал он. И вдруг мелькнула мысль: если сойдет повторная лавина — он будет похоронен заживо. Керим сразу забыл об опасности шока и выбрался на поверхность лавинного выноса. Солнце уже пригревало вовсю. У него пересохло в горле, но живительных сосулек поблизости не было. Тогда он набил полный рот снега, но жажду им не утолил. Он знал, что находится в зоне смерти и единственная для него возможность выжить — это не останавливаясь идти вниз.

Сбросив за восемь часов непрерывного движения приличную высоту, он вымотался до предела. Каждый шаг отдавался теперь нестерпимо пульсирующей болью в висках. Керим все чаще спотыкался, борясь с желанием упасть на промерзшие камни и заснуть, но, собрав остатки сил и преодолев коварную слабость, он упрямо шел к намеченной цели, имя которой было «жизнь». В каждом земном существе заложен инстинкт самосохранения, и благодаря этому инстинкту Керим, идя на «автопилоте», не сорвался в пропасть.

Когда он вышел на ледник, над горами уже раскинула свои крылья черная азиатская ночь. На небосклоне отчетливо проступили мириады мерцающих звезд, но долгожданной луны не было. Передвигаться ночью по испещренному трещинами закрытому леднику было равносильно самоубийству, но Керим отчетливо понимал, что остановка для него означает верную смерть. Стоит ему прекратить движение, и исходящий от ледника могильный холод скует суставы, заморозит текущую в жилах кровь и он прямиком отправится в царство мертвых. Сдаваться после всего, что ему уже пришлось вынести, Керим не собирался. Интуитивно он чувствовал, где можно безопасно пройти. Бесконечно далекие звезды немного подсвечивали ему путь: открытые трещины зияли черными провалами, там, где их забило снегом, они отличались подозрительной синевой.

Он шел как заведенный всю ночь. Неудержимое стремление к жизни гнало и гнало его вниз. Когда бесконечный ледник наконец-то сменился каменной осыпью, горы только начали осторожно просыпаться. Невидимый из-за сплошной горной гряды рассвет позолотил вершины, но Кериму было не до красот природы: едва его обессиленное тело коснулось осыпи, он тут же погрузился в объятья Морфея…

Очнулся он на земляном полу в каком-то грязном сарае, связанный по рукам и ногам. Мысли ураганом пронеслись в надсадно раскалывающейся голове, но как Керим ни напрягался, вспомнить, как он здесь очутился, не смог. Бесполезными оказались и его попытки избавиться от пут: затянутые веревки только сильнее врезались в плоть. Он взвыл от отчаяния и предпринял еще одну попытку освободить связанные за спиной руки, но тут двери со скрипом отворились и в глаза ему ударил яркий солнечный свет. В сарай, беспрестанно гомоня, ввалились вооруженные автоматами Калашникова бородатые горцы в засаленных ватных халатах и чалмах.

Активно жестикулируя, вошедшие о чем-то оживленно спорили. Изумлению Керима не было предела, когда один из горцев бесцеремонно разодрал ему рот и продемонстрировал остальным его зубы. Бородачи одобрительно закивали головами. Договорившись о цене, один горец передал другому тугую пачку денег, после чего Керима схватили за ноги и волоком потащили к выходу. Он начал отчаянно брыкаться, но тут же получил кованым ботинком по ребрам. Сопротивляться в его положении было бесполезно, и он сделал вид, что смирился со своей участью. Убедившись, что пленник перестал дергаться, дикие обитатели гор освободили ему ноги от пут и, держа под прицелом, пинками погнали к стоящему напротив сарая грузовику. Открыв борт, его, словно баранью тушу, забросили в грязный кузов. Двое бородачей устроились рядом охранять его, а двое полезли в кабину. Автомобиль, пару раз чихнув, натужно взревел и пополз по узкой горной дороге.

«Что ж это происходит? — лихорадочно соображал Керим. — На пастухов эти подозрительные горцы явно не похожи! Откуда, черт возьми, у мирных советских чабанов могут быть автоматы Калашникова?»
Грузовик основательно подпрыгнул и отчаянно завизжал тормозами, едва вписавшись в очередной крутой поворот. Дикая тряска на дороге привела Керима в чувство. Как ни странно, головная боль утихла, и мозг лихорадочно анализировал ситуацию. Район Памира, в котором его команда совершала восхождение, граничил с Афганистаном, и, заблудившись в тумане, он вполне мог оказаться по ту сторону Ваханского горного хребта.
Собираясь в горы, он готовил себя к любым экстремальным испытаниям, но никак не к плену. О средневековых зверствах афганских душманов над советскими военнопленными он был наслышан.

Глянув исподлобья на восседавших в кузове чумазых похитителей, Керим заворочался. Худощавый афганец, не сводивший с него черных как уголь глаз, тут же ткнул его автоматом в пах. Скорчившись от пронзившей его боли, Керим надолго затих. Где-то часа через три головокружительной езды по горным дорогам из радиатора грузовика повалил пар и его надсадно воющий двигатель заглох. Горцы, разразившись бурными проклятиями, полезли из кузова. Столпившись у открытого капота, они возбужденно затараторили, перебивая друг друга. Посовещавшись, они выволокли пленника из кузова, развязали ему занемевшие руки и дали ведро. Керим был сама покорность. Взяв ведро, он под присмотром худощавого душмана начал спускаться к ревущей на дне ущелья речке. Афганец неотступно следовал сзади и раздраженно понукал его в спину автоматом.

Горная река встретила их стремительным потоком. Керим, пытаясь зачерпнуть из нее мутную воду, чуть было не утопил ведро. Ледниковый пронзительно-холодный дух реки окончательно взбодрил его, и он, легко подхватив наполненное до краев ведро, стал резво подниматься по крутой тропе. Душман, не ожидавший от пленника такой прыти, сразу отстал и через пару минут энергичного подъема заметно выдохся. Стараясь перекрыть шум оставшейся за спиной реки, он что-то истошно завопил, и Керим послушно остановился, напряженно наблюдая за приближающимся абреком. Тот, тяжело дыша, быстро сокращал расстояние. Автомат теперь небрежно висел у него на плече. Керим, выждав, когда расстояние между ними сократится до метра, круто развернулся и окатил из ведра своего конвоира с ног до головы. Ошеломленный обрушившимся на него ледяным водопадом горец не смог противостоять бросившемуся на него пленнику. Керим сбил тщедушного азиата с ног и, отобрав у него автомат, с размаха ударил его прикладом в лицо. Удар пришелся прямо над левой бровью. Металлическое основание приклада вспороло кожу, и из открытой раны хлынула кровь, заливая поверженному врагу глаз. Афганец дернул головой, как бы пытаясь стряхнуть кровь, и в ту же секунду на него обрушился второй страшный удар, перебивший переносицу. Зажав грязными ладонями сломанный нос, он тщетно пытался увернуться от новых ударов — Керим, войдя в раж, заехал ему прикладом в зубы, превратив рот в кровавую кашу, и продолжал наносить сокрушительные удары, пока не размозжил своему недавнему мучителю череп.
Покончив с одним врагом, Керим, передернув затвор, стал подбираться к остальным.

Солнце еще палило вовсю, и развалившиеся в тени небольшой скалы моджахеды представляли теперь для него отличную групповую мишень. Его неожиданное появление застигло их врасплох, и они не успели вскинуть оружие, как автоматная очередь вспорола накаленный воздух. Сразив всех троих короткой очередью, Керим продолжал прицельно вбивать в них пулю за пулей, пока их тела не превратились в бесформенную кучу окровавленного тряпья. Убедившись, что все душманы мертвы, он проворно забрался в кабину и повернул ключ зажигания. Вода в радиаторе уже успела немного остыть, и грузовик завелся с полуоборота.

Вцепившись в руль, он резко нажал педаль газа: мотор взревел на высоких оборотах, раздался визг покрышек, выбивающих гравий из дороги, но дернувшись с места, грузовик застыл как вкопанный. Керим выругался, но упрямая машина больше заводиться не желала. Стартер, пока аккумулятор не сел окончательно, лишь издавал жалобный скрежет, а потом и вовсе затих, не подавая ни малейших признаков жизни. С досады Керим чуть не сломал руль, как вдруг отчетливо услышал нарастающий рокот. Он испугано выглянул из кабины и увидел поднимающийся из ущелья вертолет. На борту темно-зеленой крылатой машины ясно виднелись красные звезды. Керим с победным воплем выскочил из кабины и принялся радостно размахивать зажатым в руке автоматом. В ответ вертолет приветливо, как ему показалось, качнул крыльями, затем круто развернулся, и в следующую секунду оглушительный взрыв потряс ущелье.

Чудовищная сила швырнула Керима на острые скалы. Ослепительное солнце на его глазах рассыпалось на миллиарды звезд, которые сразу погасли, и он погрузился в непроницаемый мрак вечной ночи...

 
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 13:51 | Сообщение # 2
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
Глава первая

Надев осенью девяносто четвертого милицейские погоны, Алексей Давыдов уже не мог позволить себе прежней вольности каждое лето выезжать в горы. Его бывшая жена Виктория, с которой он прожил в законном браке почти пятнадцать лет, могла бы только порадоваться этому факту. Собственно, его увлечение альпинизмом и спровоцировало их развод. Во всяком случае, так считала Виктория. Алексей придерживался на этот счет несколько иного мнения. Да, он уехал в горы, оставив ее опять одну, но это вовсе не означало, что она должна была изменять ему с первым встречным.

После гибели слобожанских альпинистов на пике Безымянном Вика стала требовать от него невозможного — бросить альпинизм и перед каждым его отъездом в горы закатывала бурные скандалы, но он, понимая, как тяжело ей переживать за него, не мог отказаться от восхождений. Альпинизм был его образом жизни. Виктория же отказывалась это принять и все чаще задумывалась о том, как ей не повезло с мужем. В сущности, он сломал ей жизнь, считала она и была по-своему права. Зачем ей муж, который предпочитает домашнему уюту штурмовую палатку, а зарабатывает деньги только для того, чтобы потратить их на новую экспедицию? У Вики, которая не могла позволить себе ничего лишнего, сердце кровью обливалось, когда она подсчитывала, в какую копеечку обходятся их семейному бюджету выезды мужа в горы. Он же, казалось, не замечал, как она страдает от хронического безденежья. В отличие от жены Алексей не считал деньги мерилом счастья. Он любил Викторию и старался не давать ей повода для ревности, полагая, что этого достаточно для того, чтобы быть хорошим мужем, и если бы не ее глупая измена она осталась бы для него единственной женщиной в мире.

Семнадцатилетним юношей он влюбился в нее с первого же взгляда. Стройная, с иссиня-черными волосами (Вика переборщила с краской, и ее ниспадающие на плечи каштановые локоны приобрели столь радикальный цвет), она сразила его наповал. Под черными полосками бровей — густые черные ресницы, украшавшие карие с зеленым искорками выразительные глаза. Прямой, аккуратный носик, высокие скулы, красиво очерченные губы, выделяющиеся на ее бледном лице без всякой помады. Впечатленный ее яркой внешностью, он поначалу даже принял ее за цыганку. Без сомнения, Вика Семенова была самой красивой девушкой на курсе, и Алексей не мечтал, что она когда-нибудь обратит на него свое внимание.

В их группе было немало симпатичных девчонок, которые, как он заметил, строили ему глазки, но Викторию он считал для себя недосягаемой и потому долго не решался с ней познакомиться. Инициативу проявила сама Вика, неожиданно пригласив его на «белый» танец на студенческой вечеринке. На следующий день они сидели на лекциях рядом, а после занятий долго бродили по аллеям парка и в тот же день признались друг другу в любви. Был конец сентября — прекрасная пора для влюбленных, и чтобы больше проводить времени вместе, они записались в секцию горного туризма и после каждой тренировки шли в осенний парк, где самозабвенно целовались, не замечая никого и ничего вокруг себя. Теплый сентябрь сменил более прохладный октябрь, затем наступил промозглый ноябрь, но непогода не могла помешать их романтическим прогулкам.

Вдохновленные любовью, они учились лучше всех в группе. Ведь когда чувствуешь себя безгранично счастливым, ты способен свернуть горы, и первую сессию Алексей сдал на отлично, а у Виктории в зачетке было три пятерки и две четверки — по инженерной графике и матанализу, что для нее было совсем неплохо. В школе она не отличалась особым прилежанием и частенько прогуливала контрольные, но вуз — это другое дело. Техническое образование она решила получить по настоятельному совету отца, который в свое время окончил тот же факультет и уже в тридцать лет руководил Слобожанским Центральным предприятием электрических сетей. Иметь высшее образование было престижно, да и замуж Вика хотела выйти не за пролетария. Алексей Давыдов, у которого отец, как она узнала от подруг, был кандидатом физико-технических наук, а мать преподавала в политехническом институте высшую математику, показался ей достойной кандидатурой в будущие мужья. Так что остановила она на нем свой выбор не случайно.

Во втором семестре учиться Вике было значительно легче. Давыдов делал за нее все чертежи и успевал за двоих решать контрольные, и она, что называется, села ему на голову, заставляя выполнять все ее капризы и прихоти. Вика могла полоснуть острыми ноготками Алексею щеку лишь за то, что он не с должным энтузиазмом, как ей показалось, корпел над попавшейся ей на зачете трудной задачкой; или позвонить ему вечером и попросить срочно купить ей, к примеру, сережки. И он, отложив все дела, летел в магазин «Подарки», чтобы успеть до его закрытия, ведь сережки ей нужно было вручить завтра перед первой парой и никак не позже. Виктория знала, что родители Давыдова, несмотря на ученые звания, живут небогато, и дорогих подарков от Алексея не требовала. Миленькие сережки из неизвестного ей желтого металла с маленькими «изумрудами» (изготовленными, скорее всего, из бутылочного стекла) были ей дороже настоящих ювелирных изделий. Ценность сережек состояла в том, что Алексей, несмотря на бушующую за окном непогоду, не поленился съездить для нее в магазин. О таком покладистом супруге можно было только мечтать. В общем, она крутила им, как хотела. Ей и в голову тогда не могло прийти, что у Давыдова весьма жесткий характер и бесконечно терпеть ее вздорные выходки он не будет. Алексею же завидовали все сокурсники, недоумевая, как это ему удалось завоевать сердце первой красавицы института. Для него это тоже долгое время оставалось загадкой…

Когда наступили долгожданные летние каникулы, Алексей с Викторией побежали в ЗАГС, но день бракосочетания им назначили только на сентябрь. Вика заметно приуныла. Она была на третьем месяце беременности, и к сентябрю так располнеет, что уже невозможно будет скрыть, что она в положении, но зловредная тетка из ЗАГСа уперлась и наотрез отказалась зарегистрировать их раньше. Спорить с ней было бесполезно, и Алексей переехал к Вике, не дожидаясь, пока их распишут. Ее родители восприняли это как само собой разумеющееся. Дело ведь, в конце концов, не в штампе в паспорте. Полтора месяца будущие молодожены прожили как муж и жена, а затем пришла пора на какое-то время расстаться. Для получения зачета по физкультуре нужно было пройти высокогорный поход первой категории сложности. Вику, естественно, от зачета освобождали, Алексей же в горы рвался сам.

В августе он собрал огромный рюкзак и отправился на Кавказ штурмовать горные перевалы, а Виктория осталась скучать дома. Беременность она переносила тяжело, да еще как назло в городе вторую неделю стояла невообразимая жара, и даже ночь не приносила облегчения. Родители предлагали ей поехать с ними на выходные на дачу, но она не рискнула два часа трястись в переполненной пригородной электричке.

Оставшись одна, Вика, промаявшись весь день в душной квартире, вышла прогуляться с собачкой, когда с открытого настежь балкона наконец-то повеяло прохладой. Ее не смутило, что на часах было уже полпервого ночи. Но той ночью не спалось не только ей. Подвыпившая компания из четырех долговязых подростков вынырнула из подворотни неожиданно. Одинокая девушка с маленькой собачкой сразу привлекла их внимание. Подростки окружили ее, и Вика не успела пикнуть, как чья-то потная ладонь зажала ей рот. Испуганно тявкнувшая собачонка, получив пинка, забилась под лавочку. Вика, пытаясь освободиться от напавших на нее недорослей, наугад лягнула кого-то, но это только разозлило их. Со всех сторон на нее посыпался град ударов, затем ее схватили за волосы и потащили в обвитую диким виноградом беседку. Из-за парализовавшего ее страха Вика не решилась позвать кого-нибудь на помощь — уличные хулиганы сразу предупредили, что порежут ей лицо, если она вдруг вздумает кричать. Дыша на нее сивушным перегаром, они сорвали с нее платье. Вика, почувствовав, как в нее впились четыре пары похотливых глаз, покрылась гусиной кожей. Лифчика на ней не было, и она, стыдливо прикрыв ладонями грудь, умоляла отпустить ее, взывая к благоразумию распаленных подростков. Просить о чем-то можно людей, но во взглядах окруживших ее подонков не было ничего человеческого. Двуногие безусые самцы видели перед собой только соблазнительное, матово-белое в отсвете фонарей, женское тело, и ими руководил не разум, а проснувшийся животный инстинкт.

Вика отбивалась с отчаянием обреченной. Раздетая и абсолютно беззащитная, она все же не стала для несовершеннолетних насильников легкой добычей. Первому же, кто попытался запустить руки ей в трусики, она своими ухоженными ноготками повредила глаза. Рассвирепев, задурманенные винными парами выродки зверски избили ее. В охватившем их дьявольском экстазе они били ногами стонущую под их ударами девушку. От изнасилования Вику спасло то, что она потеряла сознание от пронзившей ее внизу живота нечеловеческой боли. Увидев, что она не подает признаков жизни, подростки сбежали.
Избитую Викторию обнаружил в полпятого утра дворник, заглянувший в беседку на жалобный скулеж ее собачки. Вика уже пришла в себя и сидела, скорчившись в три погибели на лавочке, прикрывшись изорванным платьем. Сердобольный дворник вызвал ей «скорую», которая приехала на удивление быстро, но спасти беременность не удалось. На больничной койке Вика провела почти три недели, и за все это время от Алексея не было никаких вестей…

Когда он вернулся, изможденную перенесенными страданиями Викторию трудно было узнать. Ее щеки впали и осунулись, заострив высокие скулы, а под прекрасными карими глазами образовались темные круги. Казалось, она навсегда разучилась улыбаться. Избивших ее хулиганов так и не нашли, и Алексею тогда впервые пришла в голову мысль пойти работать в милицию.…

Свадьба в сентябре все же состоялась. Бракосочетание Алексея с Викторией прошло без свадебных кортежей и шумных застолий. Их сокурсники узнали о том, что они стали мужем и женой, только когда Вика поменяла свою девичью фамилию Семенова на Давыдову.

Беззаботные студенческие годы пролетели незаметно. Особенно для Алексея, который после высокогорного похода так увлекся спортивным скалолазанием и альпинизмом, что потерял к учебе всякий интерес и появлялся в институте только для сдачи зачетов и экзаменов. Но несмотря на то, что полсеместра он проводил на крымских скалах, Алексей всегда закрывал сессии на отлично, благодаря конспектам Виктории, которая в отличие от мужа не пропускала ни одной лекции.

По окончании института чету Давыдовых распределили в один НИИ, только в разные отделы: Вику — в проектный, Алексея — в отдел науки. Заводить детей они не спешили. Оклады у молодых специалистов были минимальными, и если бы Виктория ушла в декрет, прожить на одну зарплату Алексея им было бы весьма проблематично. Он попробовал устроиться в милицию, но в зачислении на офицерскую должность ему отказали, поскольку лейтенант запаса Давыдов не был членом КПСС.

Получив в областном УВД от ворот поворот, Алексей отправился в военкомат. Для службы в армии партийный билет не потребовался. Назначение он получил, как и хотел, в Среднеазиатский военный округ. Вика сразу уволилась из опостылевшего ей проектного отдела и уехала к мужу в гарнизон.

В штабе округа учли альпинистский опыт лейтенанта Давыдова и поручили ему подготовить диверсионную группу спецназа ВДВ для действий в горах. Алексей, понимая, что по окончании ускоренного курса альпинистской подготовки его подопечных спецназовцев отправят «за речку», к поставленной задаче отнесся максимально серьезно. Обучая спецназ основам альпинизма, он поставил себе задачу в совершенстве овладеть приемами рукопашного боя. Еще в институте он немного занимался каратэ, а, став офицером-десантником, осваивал уже настоящее боевое искусство — искусство убивать.

Сочтя для себя недопустимым отсиживаться в гарнизоне в то время, когда подготовленный им взвод будет выполнять интернациональный долг, Давыдов по выпуску спецгруппы подал рапорт с просьбой направить его в Афганистан, но повоевать ему не довелось. Рассмотрев его рапорт, командующий округом подписал приказ о назначении лейтенанта Давыдова на должность начальника физподготовки полка ВДВ, дислоцированного в районе таджикско-афганской границы. Прибыв в полк, Алексей собрал сильную команду по рукопашному бою, за которую потом успешно выступал на всех проводимых в округе соревнованиях. Старшего лейтенанта ему присвоили досрочно, и кто знает, может он дослужился бы до генерала, но в декабре 1991 года развалился Советский Союз, а вместе с ним прекратила существование Советская Армия, и в запас Алексей Давыдов ушел в звании капитана.

Вернувшись домой, он собрал уникальную бригаду маляров-высотников. Альпинисты умели покорять не только горные вершины, но и герметизировали стыки панельных домов, оказывали незаменимую помощь при строительстве гидроэлектростанций в горах, реставрировали купола церквей, участвовали в аварийно-спасательных работах, где без техники альпинизма невозможно было обойтись, могли в рекордные сроки произвести ремонт двухсотпятидесятиметровой заводской трубы и покрасить любую металлоконструкцию — от высоковольтной опоры до телевышки. В общем, без работы Алексей не сидел и деньги зарабатывать умел, но и расходы у него были немалые. Раз в месяц, а то и чаще, он выезжал тренироваться на крымские скалы, зимой раскатывал по горнолыжным курортам, а лето проводил в горах Кавказа, Памира или Тянь-Шаня.

Вика, правда, тоже не умела экономить: как только у нее заводились денежки, она тут же садилась на московский поезд и за один день похода по столичным магазинам умудрялась растранжирить все до последней копейки. Во всяком случае, отложить на черный день у нее не получалось, и, в очередной раз оказавшись на мели, она тут же начинала во всем винить Алексея. Ее претензии были, конечно, обоснованны: альпинизм — спорт весьма дорогостоящий, но никакие доводы не могли заставить его отказаться от восхождений, и Вика, когда муж месяцами пропадал в горах, коротала бесконечно длинные дни и ночи в гордом одиночестве. Она мирилась с таким положением, пока Алексей приносил в дом деньги. Дела же его становились все хуже и хуже. Остановились заводы, с которыми у него были заключены долгосрочные договоры на выполнение высотных работ, проблематично стало выезжать на заработки в соседние, теперь уже чужеземные республики, а то, что удавалось заработать, — невозможно было вовремя получить. Задержка зарплаты на три-четыре месяца, а то и на полгода, считалась нормальным явлением. В результате все съедала инфляция, и Алексею стало уже не до экспедиций. Его бригада развалилась: кто занялся коммерцией, кто вообще покинул страну в поисках лучшей жизни. Давыдов же, надеясь, что разразившийся кризис явление временное, перебивался случайными заработками и уезжать за границу не собирался.

Самым тяжелым для него выдался девяносто третий. Гиперинфляция в тот черный для Алексея с Викторией год достигла рекордной отметки, и они очутились за чертой бедности. Алексей одно время подрабатывал охранником — сопровождал грузы, охранял автозаправщики от наездов местных рэкетиров, но хозяева торгующей бензином фирмы сами, как оказалось, были еще теми бандитами, и хотя они платили бывшему десантнику Давыдову довольно приличные по тем временам деньги, он не стал на них работать. Чем охранять бандитов от бандитов, Алексей со своей спецназовской подготовкой охотно пошел бы служить в милицию, но на этот раз в отделе кадров УВД с ним даже разговаривать не стали. В правоохранительных органах деятельность политических партий теперь была запрещена, и при подаче заявления беспартийность кандидата на службу была обязательным условием, но выяснилось другое: в милицию принимались лица только до тридцатилетнего возраста, а Давыдову исполнилось уже тридцать два года и получалось, что его поезд ушел.

Оставшись не у дел, он пополнил ряды безработных. Вика с Алексеем, и так во всем себе отказывая, стали экономить уже и на питании. И хотя Алексей приносил в дом какие-то деньги, вырученные от продажи знакомым альпинистам своего высокогорного снаряжения, несколько месяцев им пришлось жить на одну Викину зарплату (она шила в организованном при альпклубе кооперативе пуховые куртки и ветрозащитные костюмы). Попытка же организовать свое дело с треском провалилась: ни у Алексея, ни у Вики не оказалось коммерческой жилки, а главное, у них не было необходимого стартового капитала. Закупив на последние деньги материал, Вика сшила несколько пуховок для реализации за валюту — «челноки» возили пуховки в Непал, где сдавали в комиссионные магазины по восемьдесят долларов за куртку, но спрос на пуховки в Непале вдруг резко упал и Вика не окупила даже вложенные «в дело» затраты.

Алексей, чтобы как-то оправдать свое существование, переступив через себя, два дня простоял в двадцатиградусный мороз на базаре, пытаясь продать пошитый Викторией из остатков материала детский комбинезон, но так ничего и не продал. На третий день к нему в качестве «группы поддержки» подключилась Вика, но и вдвоем у них торговля не пошла. Видно не тот институт они окончили…
Чтобы выжить в новых условиях, Алексей согласен был на любую работу (пополнить ряды лоточников на рынке, он, правда, категорически отказывался), и день у него начинался с изучения газетных объявлений. Побегав по этим объявлениям, он остановил свой выбор на Слобожанском информационном агентстве. Агентству, как значилось в объявлении, требовались «организаторы курсов». Каких курсов — не уточнялось, что, собственно, и заинтриговало Алексея. Выстояв двухчасовую очередь на собеседование к директору агентства, он понял, что не зря потратил время. Одним из направлений деятельности информационного агентства было участие в финансируемой Фондом Джорджа Сореса программе переподготовки уволенных в запас офицеров Вооруженных Сил, что в условиях массового сокращения офицерского состава было весьма актуально. В рамках этой программы Алексей набрал и возглавил группу из двадцати пяти офицеров запаса для подготовки их по специальности «охранная деятельность».

Обучение проходило на базе института внутренних дел и выпускники этих трехмесячных курсов, после прохождения фактически первоначальной милицейской подготовки, получили соответствующие дипломы. Алексея Давыдова, как старшего группы, показавшего по всем зачетным дисциплинам отличные знания, заметили, и первый проректор милицейского вуза полковник милиции Соколов предложил ему остаться работать в институте преподавателем кафедры физической подготовки. Должность была майорской, и капитан запаса Давыдов, конечно, согласился. За время прохождения курсов Алексей успел сдружиться с офицерами этой кафедры, которые вели занятия в его группе по рукопашному бою (они же и ходатайствовали за него перед руководством института) и новый коллектив пришелся ему по душе. Не дожидаясь, пока кадровики проведут все необходимы для приема в органы внутренних дел спецпроверки, начальник физкафедры временно оформил Алексея Давыдова по вольному найму: август — время отпусков, но вновь поступившие проходили обязательный курс «молодого бойца», и потому каждый преподаватель был на счету. За Давыдовым закрепили два взвода курсантов и он, счастливый тем, что его знания и армейский опыт востребованы, вел занятия с молодыми курсантами с полной самоотдачей и не считаясь с личным временем, всегда соглашался подменить коллег-преподавателей.

По окончании курсов «молодого бойца» его, однако, ждал неприятный сюрприз. Когда вопрос о его назначении на аттестованную должность был, казалось, уже решен (ушлые кадровики, как ни старались, не смогли придраться к его безупречной биографии) и полностью оформленное личное дело Давыдова легло на стол ректору институту внутренних дел генерал-лейтенанту милиции Каурину, у которого Алексей ранее успешно прошел собеседование и тот собственноручно завизировал заявление Давыдова, Каурин вдруг дал задний ход.

К чести первого проректора, он дважды ходил к ректору ходатайствовать за своего, по сути, протеже, ведь он лично представлял Давыдова Каурину, но переубедить неожиданно заупрямившегося шестидесятилетнего генерала, через два месяца после собеседования с Давыдовым усмотревшего, что тому исполнилось уже тридцать три года, а значит, он по возрасту не подходит для службы в милиции, Соколову не удалось.

Алексея чувствовал себя выбитым из седла. Он полгода убил на все эти курсы, сбор бесчисленных справок, прохождение военно-врачебной комиссии, а за это время на его место в информационном агентстве взяли другого человека. Круг замкнулся и он вновь стал безработным, но рук не опустил и со справкой о том, что он работал преподавателем кафедры физической подготовки института внутренних дел, Алексей заявился в отдел кадров городского УВД. И хотя на календаре было тринадцатое сентября, фортуна, словно насмехаясь над суеверными предрассудками, что, мол, число тринадцать — это чертова дюжина и вообще — несчастливое число, вдруг повернулась к нему лицом. В райотделах только-только были введены новые должности инспекторов боевой и служебной подготовки, и кадровик УВД, закрыв глаза на «запредельный возраст» Давыдова, принял его с распростертыми объятьями и уже пятнадцатого сентября был подписан приказ о назначении инспектора боевой и служебной подготовки Алексея Давыдова в Краснооктябрьский райотдел милиции. На том эпопея обивания порогов для Алексея закончилась, и ему осталось лишь удивляться, от каких порой мелочей зависит наша судьба — ведь не разверни он случайно попавшуюся ему на глаза газету (Вика подобрала ее в подъезде), ему не суждено было бы стать офицером милиции.

Виктория очень надеялась, что, поступив на службу в милицию, Алексей о горах и заикаться больше не будет, но где там! В первый же отпуск он уехал на Памир! Возмущению Вики не было предела! Пока Алексей покорял горные вершины, она съездила по горящей путевке отдохнуть от осточертевшей ей кухни в Судак. В отместку мужу за то, что он отпустил ее на море одну, она завела себе на курорте поклонника. Так, ничего вроде бы серьезного. Обычный легкомысленный пляжный роман.

Проснувшись в объятиях едва знакомого мужчины, Виктория, смутно припоминая, что вытворяла с ним ночью, испытала к себе, любимой, настоящее отвращение. Такого жуткого чувства абсолютного опустошения она не испытывала никогда. Пригласивший ее к себе в номер курортный искуситель начал развлекаться с ней в душевой кабинке, едва она успела намылиться. Вика была не против заняться этим в душе, но все произошло настолько быстро и примитивно, что она не получила от такого секса никакого удовольствия. Разочарованная, она хотела уже убраться восвояси, но партнер, загадочно ухмыльнувшись, предложил ей не спешить с уходом. Костик, так звали ее «бойфренда», сказал, что у него есть чудодейственный порошок, и Вике из чисто женского любопытства захотелось узнать, что это за штука такая: любовь под кокаином? Все надо попробовать, все нужно испытать, подумала она. Учитывая то, что она находилась в изрядном подпитии, воздействие наркотика было оглушительным. Ее обуяло животное чувство изголодавшейся самки и, распаленная взыгравшим «основным инстинктом», Вика предалась изощренному разврату.

Последствия же «африканских страстей» оказались для нее роковыми. Приехав с курорта, она не смогла себя заставить посмотреть мужу в глаза, а уж о том, чтобы лечь с ним с порога в постель, как это всегда у них бывало после долгой разлуки, — не могло быть и речи. Отстранившись от Алексея, она бросилась в ванну, словно надеялась смыть ту грязь, которая осела в душе. Обмануть Алексея было невозможно. Под его проницательным взглядом она чувствовала себя как под рентгеном и чистосердечно во всем призналась. Про кокаин, правда, все же умолчала. Осмелившись поднять глаза, Вика увидела окаменевшее лицо мужа и поняла, что совершила роковую ошибку. Теперь обратной дороги для нее не было. Решившись раскаяться, Виктория наивно полагала, что этим она снимет с себя вину. К священнику надо в таких случаях ходить исповедоваться! Но Алексей тоже не прав, считала она. Неужели нужно сразу разводиться? Ну треснул бы ее пару раз. Говорят же: бьет — значит, любит, а ведь Алексей ее любил. Виктория в этом никогда не сомневалась.
Он же, не проронив ни слова, выслушал ее истеричные признания (в основном, правда, это были обвинения в его адрес: от занятия альпинизмом до мизерной милицейской зарплаты), и на следующий день подал на развод. Вика была уверена, что вскоре он приползет к ней на коленях и будет умолять о прощении. Она искренне считала, что виноват во всем только муж: раз для него горы всегда были важнее ее интересов. Алексей этого не отрицал. Вику он ни в чем не винил, но и заявления о разводе не забрал. Так, без скандалов и взаимных претензий, и развелись.

Приехав с одной дамской сумочкой в Москву, Виктория с перрона уверенно направилась по оставленному ей Костиком адресу (фамилию своего любовника Вика не знала, занимается каким-то крутым бизнесом, — вот и все сведения о нем). Дом номер семь на улице Симоновский вал действительно стоял, только серая девятиэтажка мало походила на описываемый Костиком коттедж. Нужно ли говорить, что никакого Костика по этому адресу не оказалось.

Пережив шок, отчаявшаяся Вика чуть не сиганула с крыши этой девятиэтажки, но вовремя раздумала, вспомнив, что в Москве у нее живет еще один знакомый, когда-то дергавший ее за косички, а ныне — солидный банкир Игорь Борисович Зеленин. Игорь бегал за ней, пока она не встретила Давыдова и, несмотря на начинающую пробиваться лысину так до сих пор и не женился. Вика же расценила это как небывалую преданность ей. Игорь разочаровывать ее в этом не стал, тем более что в первую же ночь она с таким остервенением отдалась ему, что поутру он прямиком отправился с ней в ЗАГС подавать заявление.

Получив право на личную жизнь, отчитываться за которую друг перед другом стало необязательно, Алексей с Викой остались друзьями. Не утратившая своей изысканной красоты Виктория зажила припеваючи с московским банкиром, Алексей же связывать себя новыми узами не торопился. Милицейская служба отбирала у него все свободное время, и представительницы прекрасного пола в его холостяцкой обители были нечастыми гостьями. Не забывала его и бывшая жена. К разводу она отнеслась как к досадному недоразумению и, считая свой союз с Зелениным простой формальностью, ложилась в постель к Алексею, словно никакого разрыва между ними и не было. На деньги мужа-банкира она теперь шикарно одевалась, пользовалась только самой дорогой косметикой, регулярно посещала бассейн, тренажерный зал и солярий и выглядела помолодевшей лет на десять. На свою милицейскую зарплату Алексей при всем своем желании не мог обеспечить ей такую роскошную жизнь, и ему оставалось только порадоваться за нее, что она так удачно вышла замуж и получила все, о чем, состоя в браке с капитаном милиции, не смела и мечтать.

Что с того, что он командует батальоном милиции особого назначения? Чтобы тягаться с банкиром, нужно быть минимум начальником райотдела, причем коррумпированным, ибо официальная зарплата начальника районного отделения милиции была не намного выше, чем у комбата ОМОНа. Да и не собирался он ни с кем тягаться. В райотделе он познакомился с очаровательной девушкой — следователем милиции Ольгой Пучковой, которая настолько захватила его воображение, что он воспринял ее как подарок судьбы…

 
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 19:39 | Сообщение # 3
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
Глава вторая

За порядком в бывшем банно-прачечном комплексе «Красный пролетарий», с легкой руки его новых хозяев переименованном в оздоровительный центр «Казачок», следили здоровенные вышибалы из частного охранного агентства «Шериф», которые простой люд в баню теперь и на порог не пускали. Основными завсегдатаями нового оздоровительного центра с отдельными саунами, бассейнами, массажными кабинетами, бильярдом и ночным баром стали представители более имущих слоев населения: преуспевающие бизнесмены, владельцы частных автозаправок, процветающих фирм, рынков и приватизированных предприятий, кое-кто из слобожанской богемы, само собой — бандиты, коррумпированные менты, прокуроры, депутаты и прочие представители власти. В бане устраивали презентации, заключали сделки, проводили деловые совещания, решали судьбы зарвавшихся конкурентов. Без девочек оздоровительно-помывочные мероприятия, как правило, не проходили, поэтому при «Казачке» их был целый штат. Длинноногие дивы, возрастом не старше двадцати пяти лет, официально числились уборщицами, прачками или массажистками и как штатные сотрудницы регулярно проходили обязательный для них медосмотр. Администрация оздоровительного центра беспокоилась об имидже своего заведения и предлагала клиентам только проверенных девочек.

В экстренных, правда, случаях, когда для обслуживания посетителей с повышенными запросами собственного контингента не хватало, у дежурного администратора всегда под рукой был список телефонов девочек по вызову из агентства «Русалочка», с которым у «казачков» был заключен неофициальный договор о том, что выехавшие по вызову девочки должны быть абсолютно здоровы. «Казачок» со своей стороны гарантировал прибывшим на подмогу «русалочкам» личную безопасность.

Ну и, разумеется, в саунах можно было париться и со своими подругами. Вынужденный «простой» штатным «массажисткам» в подобных случаях не оплачивался, но роптать никто не смел, поскольку «клиент всегда прав».

Сегодня был как раз такой день. К бане подкатил белый «мерседес» директора частного охранного агентства «Шериф» Вадима Шергина. Из него вышли: сам Шергин — высокий коротко стриженный атлетически сложенный мужчина сорока трех лет; тучный плешивый майор из Пролетарского райотдела милиции Виктор Секачев, и с ними две элегантно одетые девицы модельной внешности — блондинка и брюнетка.
Дежурный администратор встретил их как дорогих гостей и лично сопроводил в специально для них разогретую сауну. Директор «Шерифа» был официальной «крышей» оздоровительного центра, ну а толстый майор из райотдела представлял собой как бы власть, хотя прибыл в «Казачок» он явно не по служебным вопросам.

Вообще, милицию в Слобожанске уважали. Это был «ментовский город», поскольку контролировался он ментами, а не криминальными авторитетами.
Уголовный розыск города совместно с ОМОНом провел ряд широкомасштабных оперативных мероприятий, в результате которых были показательно ликвидированы несколько наиболее крупных преступных группировок. Слобожанская милиция была сама не прочь получать дивиденды с обсуживаемой «земли» и отдавать ее на откуп бандитам не собиралась.

Так Слобожанск заработал статус «ментовского города», и местные предприниматели платили теперь «налоги» не доморощенным рэкетирам, а стражам правопорядка, вернее, оказывали им посильную спонсорскую помощь. Патрульно-постовые милиционеры взимали взаимоприемлемую плату с лоточников, стихийно торгующих на маршруте их патрулирования; участковые — с расположенных на их территории многочисленных киосков; офицеры из отдела по борьбе с экономическими преступлениями регулярно наведывались за «спонсорской помощью» в мелкие фирмы; милицейские руководители повыше брали под свою «крышу» объекты, соответственно, покруче, чем какая-то автозаправка или придорожное кафе.

Майор милиции Виктор Валентинович Секачев, приехавший с Шергиным попариться в баню, занимал не последнюю должность в Пролетарском райотделе. В его ведении был Центральный рынок, за порядком на котором по договоренности с администрацией рынка следили люди Шергина. Наличие на рынке охранников «Шерифа» не избавляло, однако, торгующих от тотальных проверок со стороны налоговой инспекции и профилактических рейдов ОМОНа. Секачев как начальник ГОМа (городского отдела милиции) обычно регулировал возникающие в ходе этих проверок вопросы, но далеко не все было в его власти. В городе проводилась одна милицейская операция за другой, и ОМОН в погоне за показателями буквально перевернул вверх дном весь рынок. Были разогнаны бригады «лохотронщиков», изгнаны со своих бойких мест возле пунктов обмена валюты «менялы-кидалы» (шайки «карманников» и «отворотчиков» благоразумно убрались сами), выявлены десятки лотков, торгующих «паленой» водкой, изъяты сотни пиратских видеокассет и нелицензионных компьютерных дисков, перекрыты «ручейки» стихийной торговли, задержаны с поличным за обман покупателей торговцы с накрученными весами и фальшивыми гирьками — и это еще далеко не полный перечень проведенной омоновцами Давыдова «зачистки».

Досталось и охранникам «Шерифа», вздумавшим возмущаться беспрецедентными действиями ОМОНа. Вадим Шергин не мог оставить без внимания эти вопиющие факты милицейского произвола и, пригласив Секачева попариться с девочками, решил высказать ему свои претензии. Охранное агентство, которое он возглавлял, было для него лишь удобной ширмой. Основной доход Шергину, как, впрочем, и Секачеву, приносил рынок. Одетые в армейский камуфляж плечистые парни из «Шерифа» зорко следили за торгующим людом и на совершенно законных основаниях взимали с них для администрации рынка ежедневный сбор. С нелегальных торговцев или обосновавшихся на рынке мошенников, разумеется, тоже снимали дань, но поступала она уже в теневую кассу напрямую в карман Шергину. Начальник милиции на рынке майор Секачев был с Шергиным, естественно, в доле и обеспечивал его охранникам, которые занимались фактически рэкетом, милицейское прикрытие, то бишь «крышу».

— Что ж это за беспредел творится на нашем рынке, а, Витек? — возмущенно проворчал Шергин с верхней полки раскаленной до предела парилки. — Кто у нас начальник милиции — ты или я? С чего это ОМОН моих ребят мордой в асфальт уложил?!
— Я начальник ГОМа, а не ОМОНа. Омоновцы мне не подчиняются. У них свой командир есть! — хмуро отозвался «Витек».
— Ну так переговори с их командиром! — раздраженно бросил Шергин. — Пусть попридержит своих архаровцев, не мне тебе рассказывать, какие мы терпим из-за них убытки! Одни «лохотронщики» нам в кассу уже тонну баксов недодали, и это не считая «менял». Я уж не говорю про видеокассеты и водку! Я их за свои бабки, между прочим, покупал!
— Да знаю я все не хуже тебя, но с комбатом ОМОНа я ничего поделать не могу, — развел руками Секачев. — Не сложились у меня с ним, знаешь ли, отношения. Взяток он не берет, а давить на него бесполезно, — пояснил он.
— Значит, мало предлагал! — укоризненно заметил Шергин. — Да хватит поддавать! Ты что, заживо меня сварить решил?! Тебе-то, тюленю, хоть бы что, а у меня уже кровь скоро вскипит! — Чертыхаясь, он спустился пониже, где жар был не таким нестерпимым.
— Ничего, потерпишь, — Секачев за тюленя слегка обиделся. Да, он не может похвастать спортивным телосложение, как Шергин, но обзываться-то зачем?..
— Короче, не можешь сам найти общий язык с этим комбатом — давай я с ним потолкую. Как его фамилия, звание? — деловито осведомился Шергин.
— Капитан Давыдов, — услужливо сообщил Секачев.
— Ну, с капитаном-то мы разберемся, я, как-никак, майор запаса погранвойск КГБ, — усмехнулся Шергин.
— Бывшего КГБ, бывший майор, — поправил его Секачев.
— Постой-постой, — пропустив замечание мимо ушей, пробормотал Шергин. — С одним капитаном Давыдовым мне уже как-то доводилось сталкиваться, — нахмурился он. — Правда, тот Давыдов был капитаном ВДВ, а не милиции. Слушай, Витек, а вашего комбата не Алексеем часом зовут? Он невысокий такой, ну, может быть, чуть выше среднего роста, худощавый, да?
— Ну да, — подтвердил Секачев, — и его действительно Алексеем зовут. Знакомый, что ли? — оживился он.
— Получается, что так… — Шергин смахнул стекающий со лба пот, словно отгоняя нахлынувшие неприятные воспоминания. — Этот Давыдов в нашем округе служил, ну и сцепился я с ним как-то, — неохотно пояснил он. — С той поры много воды, конечно, утекло, но, думаю, он меня тоже не забыл, так что встречаться с ним мне, пожалуй, нет резона. Черт, и каким это ветром его к вам в ментуру занесло?
— У нас в начале девяностых большой недокомплект офицерского состава был, ну и набирали всех подряд, без разбору. Видно, Давыдова на этой волне и приняли, блин, на свою голову. Толку от этих вояк в милиции никакого, зато гонора у них хоть отбавляй — Секачев в сердцах выругался, вспомнив, как Давыдов, будучи инспектором профессиональной подготовки городского управления, принимал у него зачеты на присвоение очередного специального звания. Тогда еще капитан Секачев подошел «как положено», но Давыдов взять приготовленный для него пакет категорически отказался. Пришлось Виктору, при его-то весе и одышке, бежать стометровку и взбираться на турник. Сто метров он как-то пропыхтел, а вот на турнике не то чтобы подтянуться, даже просто повиснуть не смог, и из-за несданного зачета ему задержали представление на майора.
— Да, чувствую, доставит нам этот Давыдов хлопот, — покачал головой Шергин. — Ну, да хрен с ним, думаю, и на него управа найдется. Есть у меня кое-какие связи в прокуратуре, так что попустим его при случае. Короче, Витюля, хватит о делах, мы, в конце концов, отдыхать сюда пришли. Девки-то, небось, нас заждались уже?! — подмигнул он Секачеву, покидая парилку.
Секачев выскочил следом и, опережая Шергина, с разбегу плюхнулся в бассейн, чуть не прибив плавающую там блондинку.

От приводнения схожего на борца сумо Витюли в бассейне приключилось цунами, с головой накрывшее хрупкое создание по имени Оксана. Разжиревший на милицейской службе майор шлепнулся о воду с таким невообразимым шумом, что блондинка с перепугу наглоталась хлорированной воды. Выплеснувшийся вал воды окатил с ног до головы и взвизгнувшую от неожиданности брюнетку Алену, оказавшуюся рядом с бассейном. Вылетевший из парилки мент произвел на нее весьма отталкивающее впечатление, и она пожалела о том, что решилась на этот «уик-энд» всего за каких-то сто долларов. «С такой горы сала, как этот Виктор, нужно было брать по двойному тарифу», — подумала она, и ее и без того паршивое настроение испортилось окончательно.
В бане в мужской компании обе девушки оказались в первый раз и поэтому еще не определились, как себя вести с новыми знакомыми. Они были профессиональными моделями агентства «Высокая мода», и, чтобы поправить свое материальное положение, им частенько после выставок и презентаций приходилось отправляться в «сопровождение». Подрабатывали девушками «эскорта» почти все модели «Высокой моды», и директор агентства смотрел на это сквозь пальцы. Для него главное было, чтобы девушки всегда выглядели на высоком уровне, а как и с кем они проводят свое свободное время — их личное дело.

Этот вечер для Оксаны и Алены начался с предложения Шергина вместе поужинать. Он заявился со своим жирным приятелем Секачевым в «Высокую моду» к концу репетиции, и проголодавшиеся за день манекенщицы не прочь были посидеть за их счет в ресторане. Впрочем, ели и пили девочки очень мало, налегая в основном на минералку и салаты, так что кошелек Шергина, который платил за всех, они сильно не обременили. Подкрепившись, вся компания направилась из ресторана в сауну. Набивая себе цену, девушки согласились поехать с мужиками в баню только после долгих уговоров.

Обстановка в «Казачке» им сразу понравилась, и после просмотра откровенно порнографического видеофильма девушки повели себя уже куда более раскованнее. Пошептавшись, они решили, что обливаться потом в присутствии мужчин как-то не эстетично, и посетить с ними раскаленную до немыслимой температуры парилку отказалась. Пока Шергин с Секачевым парились, они приняли освежающий душ, после чего опять целомудренно облачились в купальники. Обнажиться они всегда успеют — пусть мужчины первыми проявят инициативу...
Шумно отфыркиваясь, Секачев с тревогой огляделся. Блондинки нигде не было видно. «Уж не пришиб ли я ее?» — переполошился он, но тут Оксана вынырнула у него перед носом и, откашлявшись, лихо обложила его матом. Секачев в ответ лениво огрызнулся и, тяжело сопя, полез «на сушу». Завернув свое необъятное тело в простыню, он развалился на кожаном диване и занялся поглощением пива.
Шергин помог выбраться из бассейна Оксане и, не отпуская ее руку, увлек за собой в парилку. Секачев проводил их завистливым взглядом. Оставшись наедине с брюнеткой Аленой, он откровенно растерялся. Атлетическим телосложением, как Шергин, Виктор похвастать не мог и немного комплексовал из-за своего огромного пивного пуза. Тем не менее за все было уплачено (платил, правда, не он, а Шергин), и Секачев, отбросив простыню, поманил толстым, как сарделька, пальцем стройную модель к себе.
Алена, решив побыстрее отработать аванс, не заставила себя долго уламывать. Одним движением она расстегнула лифчик и небрежным жестом бросила его Секачеву. Тот, проявив неожиданное для его комплекции проворство, поймал его на лету. Следом за бюстгальтером она, сексуально покачивая бедрами, начала снимать с себя трусики. Секачев завороженно проследил, как они скользнули по ее идеально гладким ногам, и Алена предстала перед ним в костюме Евы...

Вадим Шергин, легко уговорив в парилке свою девушку раздеться донага, с таким жаром тут же овладел ею, что едва не получил тепловой удар. Оксана, вовремя заметив, что он как-то неважно выглядит, буквально вытолкала его из парилки под душ. Холодные, почти ледяные тугие струи вернули Шергину привычную бодрость, но к новым сексуальным подвигам он был явно не готов. Для быстрейшего восстановления сил он попросил Оксану сделать ему эротический массаж. Та охотно согласилась и, призвав себе в помощницы Алену, принялась разминать его крепко сбитое тело. Получив массаж в четыре руки, Шергин вытянулся во весь рост и закряхтел от удовольствия, вот только душно ему было немного. Он перевернулся на спину, сделал пару глубоких вдохов, но это не помогло. Приступы удушья не проходили. Засосало под ложечкой, и чувство необъяснимой тревоги охватило его. Поблагодарив девушек за массаж, он встал и, подойдя к заложенному цветными стеклоблоками окну, распахнул форточку. Открывшийся его взору кусок неба был залит кроваво-багряным заревом…

А над городом, цепляя верхушки строений, черными тенями проносились рваные тучи, предвещая настоящую бурю. Улицы и переулки заметно опустели: в ожидании грозы все живое в округе спешно искало себе убежища.
Под потемневшим от свинцовых туч небом в направлении городского кладбища уверенно катил черный, как катафалк, джип. Подъехав к затейливым воротам, джип остановился, и из него вылез коренастый, крепкого телосложения мужчина. Одет он был во все черное, густая черная борода и усы скрывали значительную часть его смуглого лица. Осмотревшись, он двинулся в глубину старого кладбища. Неспешно продвигаясь вдоль пустынных аллей, мужчина внимательно рассматривал громоздившиеся со всех сторон вычурные надгробия.

Перед огромной стелой пяти погибшим альпинистам он остановился. Его пристальный взгляд застыл на бронзовом барельефе, под которым золотыми буквами было начертано: «Керим Бахтеяров. 21.03.1961 г. — 09.08.1983 г.». «Вот уж не ожидал увидеть себе памятник в свой день рождения», — обескураженно подумал он. Как заколдованный уставившись на стелу, он перенесся в тот роковой день, обозначенный теперь как день его смерти, и не заметил, как в почерневшем небе сверкнула молния, ломаными линиями отразившаяся в его неподвижных зрачках. Через секунду небо раскололось от удара грома. Оглушительный грохот потряс тишину кладбища, сорвав с верхушек деревьев стаю воронья, но человек в черном даже не вздрогнул. Погрузившись в воспоминания, он словно врос в землю, и только когда сплошным потоком хлынул ливень, он, в последний раз окинув взглядом барельефы, твердой поступью зашагал прочь от бронзовых лиц, в глазах которых от стекающих капель дождя, казалось, стояли настоящие слезы…

Когда от громового раската содрогнулся весь город, у Шергина заныло сердце — железный обруч сдавил его и не отпускал. От пронзившей грудь жгучей боли его лицо перекосила страдальческая гримаса и стало темнеть в глазах. Если бы кинувшая к нему Оксана не подставила ему плечо, он грохнулся бы на пол. Подоспевший ей на помощь Секачев перенес Вадима на кушетку.

Быстро сориентировавшись, Алена вызвала со своего мобильного телефона «скорую», а Оксана, пытаясь привести горе-любовника в чувство, теребила его по щекам и порывалась сделать искусственное дыхание. Полностью сознание, впрочем, ни на секунду не покидало Шергина, но, когда боль отступила, он долго не мог поверить, что вернулся оттуда, откуда уже нет возврата. Ведь ему наяву примерещился человек, которого он мог встретить только в аду…

 
kobizskiyДата: Воскресенье, 04.10.2009, 19:55 | Сообщение # 4
Литератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 35
Репутация: 0
Статус: Offline
Книга «Разорванный круг» на V Международном книжном фестивале «Мир книги — 2003» (г.Харьков) была отмечена почетным дипломом в номинации «Книга года» — «Символ времени», а в 2007-ом за это произведение Александр Ковалевский стал лауреатом Международной литературной премии «Золотое Перо Руси».

Скачать книгу «Разорванный круг» можно в форматах DOC, PDF, HTML, TXT, EPUB, FB2, LRF, PRC, RB

http://bookland.net.ua/book/80863+Razorvanniy+krug.html
 
Читальный зал » Трилогия «Без права на амнистию» » Книга первая "РАЗОРВАННЫЙ КРУГ" » Часть первая
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:


Copyright MyCorp © 2024 Писатель Александр Ковалевский
Я в контакте © Перепечатка материалов сайта "ПИСАТЕЛЬ АЛЕКСАНДР КОБИЗСКИЙ" в полном или сокращенном виде только с письменного разрешения автора этого сайта. Для интернет-изданий — без ограничений, при обязательном условии указания полного имени адреса сайта //alexdetektiv.do.am/ Rambler's Top100